Дикторат - [23]

Эдэр пустился бегом в овраг, к могильнику. Времени, и правда, не было. Перед судом он должен предстать от силы через пару часов.

Духи простят, – решил гигант, разворачивая копьем невысокую насыпь. Он старался пригибаться к земле. Его никто не должен был здесь увидеть. Хотя вряд ли на мертвую землю занесет живую душу… Сюда скидывали казненных и прочих, кому не полагалось торжественных проводов в иной мир.

Скоро показалась еще не полностью истлевшая рука мертвеца, объеденная червями. Морщась от отвращения, Эдэр раскопал страшный, в изгнивших лохмотьях полутруп-полускелет плюгавого бродяги, оттащил его на сухие ветки, приложил хворостом сверху, брызнул из фляги браги и запалил огниво. Повезло. Мертвая сушь сразу занялась пламенем, вспыхнула, отравляя окрестности зловонным дымом. Гигант отвернулся. Когда от трупа осталось немного, Эдэр подержал пару мгновений амулет девчонки над пламенем и присыпал землей голодные язычки огня. Затем, обжигаясь, свалил в покрывало череп и останки.

Взвалив на плечо собранную в мешок тряпку, Эдэр направился к мегаполису. Сначала рысцой, но, завидев улицы и дома, шагом. Гигант вспомнил об осанке. Не стоило начальнику стражи бегать, запыхавшись, и вообще выказывать поведением суету и волнение. Сын командо вдохнул и выдохнул, удостоверился, что его лицо не выражает ничего, кроме привычного хладнокровия. Вовремя.

– Здравствуйте, – склонил почтительно голову старик в широкой рубахе, выглянув из окна.

– Приветствую, – кивнул ему Эдэр и прошел к улице, ведущей к городскому суду.

* * *

Дверь захлопнулась. От гвоздя в верхнем уголке по наличнику поползла трещина, и лишенная солнечных лучей комната вновь погрузилась в голубоватый свет, излучаемый пластиковой лампой. Слышно было, как гигант ураганом пронесся по саду, а затем все стихло. Эта тишина, как и все произошедшее, казалась нереальной.

Пару минут назад я задыхалась от ужаса и ненависти к Эдэру, повиснув, как кукла, на его плече и тыкаясь носом в непробиваемую кожу его доспехов. Связанными, заломленными назад руками, пусть они и искололись докрасна искрами, мне было не достать до начальника стражи. И я кляла его страшно, насылая гнев духов и призывая бесов наказать его. Делала я это про себя, потому как не произносить «ни звука» он приказал с таким лицом, что было ясно: он точно язык отрежет. Еще до суда. В затылке у меня ныло, и тревога отдавалась болезненными волнами дрожи, проносящимися по телу. И меньше всего я ожидала вновь очутиться здесь. Не перед глосским судом, а в этой большой, плохо освещенной, сыроватой комнате без единого окна.

Я попробовала сесть, но у меня, связанной, это никак не получалось. Болели кисти и плечи, вывернутые назад грубой рукой Эдэра. Я взглянула на Тима – тот таращился, потеряв дар речи. Обратив, наконец, внимание, что я ворочаюсь на топчане, будто червяк по пластику, он взял с полки нож и, усадив меня, перерезал веревки.

– Спасибо, – шепнула я и принялась растирать затекшие члены.

– Не за что, – Тим улыбнулся растерянно, а затем чуть более ободряюще: – Пожалуй, теперь, Лиссандра, мы в одной повозке по самые апельсины.

– Какие апельсины? – не поняла я.

– Это так, древняя пословица, – он небрежно махнул рукой и сел рядом со мной на топчан. Я даже не отодвинулась, пораженная настолько, что забыла думать о его щупальцах. Тим пробормотал: – Не знаю, что придумал Эдэр, но если я правильно понял, с этого момента ты, как и я, не принадлежишь ни к клану степняков, ни глоссов, ни мутантов и прочих. Для всего Диктората ты, Лиссандра, мертва. Да не смотри на меня так. Я сам труп.

Я сглотнула. Все это не укладывалось в моей голове.

Тим подскочил и принялся в волнении кружить по комнате, то и дело всплескивая руками:

– Ну, Эд! Вот молодчина! Не ожидал! Обалдеть! Постой… но сам-то он как выкрутится?!

Я молча наблюдала за мутантом, а потом потребовала:

– Тим, объясни, что произошло.

Тот подхватил табуретку и, поставив ее напротив меня, сел.

– Понимаешь, девочка, можешь считать, что сегодня – твой второй день рождения. Эдэр спас тебя от казни!

Восхищение поступком друга так и плескалось в карих глазах Тима. Я прокашлялась и возразила:

– Но меня не приговорили к казни. Ведь суд еще не…

Тим перебил меня:

– Их суд – одно название. Скорее представление, на котором эти одуревшие от власти глоссы убивают инакомыслящих, да и просто иных… Оправдаться невозможно. Всем наплевать, были ли у тебя причины. Если их бесчеловечный закон говорит, что ты виновна, значит, ты – мертва. А уж какими изощренными способами они лишат тебя жизни, зависит от судьи, – по скулам Тима заходили желваки, нос как-то сразу заострился и улыбка превратилась в злобный оскал. – Поверь мне, глосский судья весьма изобретателен в плане пыток.

– Тебя пытали? – ахнула я, боясь услышать утвердительный ответ.

А у самой в голове мысли не уживались одна с другой. Жуткий верзила Эдэр, который всячески выказывал пренебрежение и чуть не изнасиловал в терме, спас мне жизнь? Почему?! Я еще не ощутила благодарности – слишком все было внезапно, но страх, накрывавший меня с головой еще пару минут назад, по каплям растворялся. А с ним и ненависть. Я ничего, абсолютно ничего не понимала! Казалось, от моего напряжения воздух в комнате раскалился и дрожал, словно над костром. Мутант тяжело вздохнул: