Диктатура пролетариата - [13]

Однако при всем этом упорном оптимизме Нансен в крайне идеологизированной атмосфере межвоенного периода ставил перед собой более высокие цели и добился большего, чем многие другие акторы на международной арене.[56]

Эпилог

Разногласия из-за книг, вышедших в 1923 году, не обернулись долгосрочными последствиями для отношений между Нансеном и Броком. Они продолжали переписываться вплоть до кончины Нансена в 1930 году. В конце жизни Нансен стал резче критиковать коммунизм. Брок в свою очередь продолжал осуждать большевиков в газетных статьях и частных письмах. После Второй мировой войны он также сохранил однозначно критическое отношение к кремлевским властям. В личном фонде Олафа Брока энтузиазм в отношении СССР, охвативший норвежский народ после освобождения Финмарка Красной Армией осенью 1944 года, не оставил никакого отпечатка.[57] В 1948 году он в серии газетных статей весьма резко отозвался о неприкрытом использовании советскими властями науки для пропаганды государственной идеологии. Годом позже это обернулось исключением Брока из состава Академии Наук СССР, где членом-корреспондентом он был более 40 лет, еще с дореволюционных времен.[58] Броку в тот момент было уже 82 года, и до конца своих дней он не «примирился» с советским режимом. Даже в старости торжество либерализма в России, с которым он связывал столько надежд и которому активно способствовал в первые десятилетия ХХ века, оставалось для него далекой мечтой.

Кари Ага Миклебуст

Университет Тромсе – Арктический Университет Норвегии

Олаф Брок Диктатура пролетариата

Предисловие

Те немногие случаи моего личного соприкосновения с более или менее влиятельными русскими коммунистами не дают оснований жаловаться. Напротив, я обнаружил даже некоторое доброжелательство. Никто не был враждебно настроен по отношению к моим попыткам наладить связи с российскими учеными кругами. Мне даже предоставили возможность беспрепятственно и по собственному усмотрению заниматься наблюдениями.

Но такое отношение не должно меня ни к чему обязывать. Неправильно было бы скрывать свое честное мнение, оправдывая ложь данью благодарности. После всего увиденного чувство долга обязывает меня поступить иначе. Если бы имелась хоть малейшая вероятность, что мой скромный голос будет услышан, я бы представил мои наблюдения в виде пламенного воззвания к российским вождям, открытого и искреннего зова сердца, сострадающего стране и народу, к которым я с юных лет питаю нежную любовь.

«Возьмите бразды в свои руки те из вас, кого еще не оставило чувство реальности и здоровая человечность; сметите с пути негодяев, пропагандирующих низменные инстинкты, и посмотрите в глаза той истине, для осознания которой вам не требуется помощь иностранца; проявите мужество, необходимое для полного и открытого признания собственных ошибок, воспряньте, благородные и здравомыслящие люди, обопритесь на мощный хребет русского общества, освободите народ из душной тюрьмы идеологического террора и морального упадка – скоро лишь это останется от большевистского общественного эксперимента; я уверен, что вы пребываете в неведении обо всех тех бесчеловечных преступлениях, которые за вашей спиной творятся правительством».

Но мой голос не прозвучит как громкий клич – он не имеет влияния в тех кругах. Я пишу для других. И, верю, не напрасно. Квазикоммунистической России не достаточно самой себе[59]. Мы видим, как она тем или иным способом вмешивается в норвежские политические прения, в жизнь нашей страны; видим, как «русский миф» гипнотически действует на умы в разных уголках земного шара. Поэтому там может возникнуть необходимость в объективных фактах, сообщаемых людьми с независимой позиции.

О советской России написано много. Я читал из этого лишь малую часть, и буду вынужден прибегнуть к прямой критике. Но не буду отрицать, что после лично увиденного мною в России различные печатные высказывания наводят на мысль о том, что их авторы – сборище ослепленных фанатиков-коммунистов, посещающих Россию по партийным делам, доверчивых путешественников, которых нетрудно водить за нос, посторонних наблюдателей, не имеющих собственного представления о дореволюционной России и, следовательно, ориентиров для сопоставления, а также без знания языка и наличия того опыта личного соприкосновения со страной, который необходим, чтобы пробиться через скорлупу теории и броню броненосца «Потемкина» к самой сути гротескной, бессмысленной, неприкрытой действительности.

Я пробыл в России недолго, всего два месяца, посетив обе столицы. В цели путешествия не входило проведение полноценного исследования – на это понадобились бы годы. У меня были иные важные задачи, не связанные с описанием условий жизни в стране. В этой книге собраны впечатления стороннего наблюдателя и заметки рядового гражданина, отражающие странную и причудливую картину преследовавших меня повсюду явлений и загадок. Судить о событиях как знаток я берусь только в некоторых скромных вопросах. Не думаю я и о том, чтобы привнести много конкретной новой информации; большинство обозначенных мною черт, наоборот, давно известны. Я стремился выразить обобщающие взгляды; в моей книге намечены цепочки мыслей, которые я попытался проследить, чтобы выработать для самого себя более-менее ясное и четкое суждение.