Диковинные истории - [32]

Когда официанты ушли, как раз начало садиться солнце, и она увидела необычную картину – верхушки деревьев густого северного леса загорелись апельсиновым светом, словно огромные канделябры, отражающиеся в воде озера. Опускалась ночь. Она видела, как темнота выбирается из-под корней деревьев, из-под камней лесной подстилки, как ее источает глубина озера. Края силуэтов вдруг стали более четкими, словно все вещи стремились еще раз осознать собственное существование, прежде чем их скроет мрак. Свечи деревьев погасли, и вдруг откуда-то нахлынул, предваряя ночь, холодный воздух, так что она набросила куртку и пошла к воде. Огонек ее полезной сигареты горел в темноте – она подумала, что его наверняка видно с того берега и кто-нибудь, обладающий хорошим зрением, может наблюдать за его движением к губам и обратно. Если кто-нибудь вообще на нее смотрит.

Потом позвонил Мальчик. Так его называли в семье – Мальчик, хотя ему было уже под сорок. Сын ее сестры Ренаты. Оказывается, он не приедет. Говорил племянник бессвязно, вероятно, успел выпить.

– Хватит уже мучить ее и всех нас, – тихо ответила она на его агрессивное бормотание. – Ты ведешь себя как капризный ребенок. Ты ничего не сделал, никак не помог. – Она чувствовала, что заводится, что злость растет с каждой секундой. – Свалил все на меня, хотя ты ее сын. Я оформляла документы, я навещала ее здесь, я разговаривала с врачами, а теперь должна заниматься этими чертовыми пирожными. Знаешь что? Ты маленький жалкий поганец.

Она отшвырнула телефон, который упал на подстилку из хвои.

Она поклевала что-то из закусок и ждала, сидя на террасе. Темная жирная линия того берега привлекала ее взгляд, но там ничего не происходило. Линия леса, отражавшаяся в озере, легкие морщинки на воде. Она увидела двух огромных птиц, которые покружили над деревьями и исчезли.

Как-то она навестила Ренату, дети тогда были еще маленькими, – и ей показалось, что сестра погасла. Вид у нее был, как обычно, ухоженный, одета хорошо, небольшое гибкое тело чуть оплыло, а черты словно бы размылись. Она больше не бегала. Быстрым решительным шагом совершала долгие прогулки. Возвращалась потная, разгоряченная и вставала под душ. Сестра никогда не отличалась излишней словоохотливостью. Но на этот раз Рената вообще ничего не рассказывала, не хотела говорить о себе. Она редко улыбалась и, казалось, совершенно утратила чувство юмора. Все свое время она теперь посвящала саду и детям, Мальчику и Ханне, которых возила в школу и на всякие занятия. Пакеты для завтраков, коробочки для ланча и так далее – мама всегда к вашим услугам. Детский запах в доме, специфический, липкий, душный. Запах тюрьмы. Комнаты всегда стерильно убранные, практично обставленные, светлые. Ее муж, спокойный, молчаливый, появлялся вечером и исчезал утром, но видно было, что они близкие люди. Возможно, у них был особый способ понимать друг друга, не нарушая своего одиночества. Когда она, младшая сестра, изредка приезжала к ним в гости, они сидели после обеда на светлом диване, стараясь не испачкать обивку кофе или чаем. Сидели, забившись в противоположные углы, обсуждая дела, проплывавшие мимо, словно информационная строка в телевизионных новостях: у Ханны в июне экзамены; согласно контракту, муж должен на некоторое время уехать за границу; есть разные способы экономить воду для полива; согласно последним научным исследованиям, никотин способствует долголетию. Они общались, словно герои комиксов, при помощи «облачков», зависавших над ними в воздухе, а затем рассеивавшихся, как дым от полезных сигарет – гарантии долгой жизни. Она взирала на упорядоченную жизнь Ренаты с удовлетворением, может, даже с долей зависти – сама постоянно находясь в движении, в работе, среди множества людей, – но, вернувшись в свой хаос, испытывала облегчение.

Потом что-то произошло, это совпало с отъездом детей и смертью мужа, заболевшего кошмарным раком, словно какие-то мрачные силы вынесли ему приговор за никому не ведомые грехи. Когда она увидела сестру через несколько лет, та жила уже одна. Купила маленький домик на краю леса, с огородом. Сначала выращивала там овощи, потом огород заглох. Она перестала ухаживать за собой, красить волосы, теперь они спускались на плечи седоватой фатой. Чем больше делалось этих белых волос (а ведь ей едва исполнилось сорок), тем темнее казалось ее лицо. Загорелое, здоровое. Светлые глаза глядели испытующе, опасливо. Она отводила глаза, словно боялась, что через них кто-нибудь сумеет заглянуть внутрь нее и увидит там… Что? Что там можно было увидеть?

Они провели вместе два дня, готовили, сидели на скамейке в запущенном саду. Она заметила, что сестра занята собственными мыслями и оживляется лишь при виде собак, – у нее было три больших пса, похожих на волков, они не спускали с Ренаты глаз. Ей, гостье, было в их присутствии не по себе. Собаки глядели на нее изучающе, словно разбирались во всех нюансах ситуации.

В почти пустой гостиной висел домашний экран, озарявший помещение нежным серым светом. Она не сразу поняла, что на нем за картинка. Подумала, что это графическая абстракция, но подойдя поближе, распознала реалистические детали. Это был зимний пейзаж, вид сверху. Склоны гор, поросшие северным лесом; ели казались запятыми, хаотически разбросанными по белому листу. По просторной опушке двигались маленькие фигурки. Животные шли вдоль края леса, одно за другим, на равном расстоянии друг от друга, черные четкие силуэты – словно племя индейцев в поисках лучшего пристанища. Вереница уходила за пределы кадра и снова появлялась на противоположной стороне экрана. И так без конца.