Диковинные истории - [24]

Сердце доставили вовремя, соответствие тканей было идеальным, операция прошла успешно. Старое, европейское, сердце сожгли в больничном крематории, хотя жена господина М. подумывала, не сохранить ли его и не забрать ли домой. М. напоминал себе, что хотел спросить, чье это сердце и что случилось с человеком, от которого он его получил. Да, он хотел об этом спросить, но не помнил, спросил ли в конце концов и обсуждали ли они вообще донора. Какой-то разговор был, но потом речь зашла о другом. А может, он вовсе не собирался спрашивать, может, в этой больнице такие расспросы не приветствуются. Впрочем, нельзя было ожидать от него слишком многого: он был еще слаб. Чувствовал себя плохо, голова кружилась, и М. постоянно с тревогой прислушивался к биению своего нового сердца. Ему казалось, что оно стучит как-то иначе, тяжело, словно он бегом спасается от погони.

Весна по Европе распространяется волнами. Зародившись в южной Италии и Испании, она осторожно продвигается на север – неведомыми тропами, неведомыми способами. В марте достигает юга Франции и Греции, в апреле вспыхивает в Швейцарии и на Балканах, в мае расцветает в Германии и Центральной Европе, чтобы к началу июня объявиться в Скандинавии.

Господин М. чувствует себя уже хорошо. Однако ему следует быть осторожным, поэтому, выходя на улицы своего европейского города, он надевает белую медицинскую маску. Рана заживает, напоминает эскиз новой счастливой жизни, бугристый рельеф, пока существующий лишь на кальке тела. М. испытывает ощущение странной подвешенности, как случалось в детстве, когда окружающее пространство еще не было заполнено значениями и каждое событие казалось единственным и неповторимым. Вот стайка голубей срывается с газона и улетает за крыши домов, на какую-то другую площадь. Их крылья поднимают ветерок, частички пыли взмывают и снова оседают, словно солдаты, которых по ошибке слишком рано призвали на войну и тут же отпустили домой. Господин М. теперь во всем видит знаки.

Он шагает – идеально соответствующий пейзажу своего города. Мир облегает его, словно хорошо скроенный пиджак, сшитый по размеру, во имя его стопроцентного удобства. Господин М. не склонен к высокопарным эпитетам, он всегда занимался машинами, ум у него точный и прагматичный, поэтому слову «счастье» он предпочитает «удовлетворение».

Вроде бы все прошло хорошо, но через некоторое время после операции господин М. стал плохо спать. Он лежал в полусне, словно в густом желе, полном диковинных образов, призраков, далеких неясных звуков. От всего этого его охватывал страх – тем более ужасающий, что он не мог пошевелиться. Днем этот страх прятался где-то в недрах постели и оттуда следил за господином М. А ночью – снова то же самое, до самого утра. В полумраке комнаты, куда уже начинали проникать серые рассветные лучи, он вытягивал перед собой руки и раздумывал, почему, собственно, у него пять пальцев, а не шесть или четыре. Почему на свете вечно одним чего-то не хватает, а другие страдают от избытка? Почему детство продолжается так несоизмеримо долго, что потом не хватает времени на зрелость, на рефлексию и извлечение уроков из собственных ошибок? Почему люди, желая творить добро, совершают зло? И почему так трудно просто быть счастливым? Конечно, он не находил ответа на эти вопросы. Трудно сказать, когда и почему начали появляться в его жизни странные, значимые мгновения внезапного пробуждения неведомой ему прежде воли. В эти мгновения он испытывал потребность говорить: «Хочу». Его переполняла мысль, превосходящая по силе все прочие – словно часовая пружина, раскручивавшаяся внутри с тайной мощью: ничто не в состоянии было ее остановить, кроме, может, успокаивающих прикосновений жены, лекарства под названием «ксанакс» и сна, если тот приходил. «Хочу» было подобно липкой лапе, которая ни с того ни с сего вцеплялась в какую-то идею. Или мысль. Или вещь. Например, ему вдруг захотелось красок, и он совершенно не знал, как утолить этот неожиданный голод. Он купил себе альбом Марка Ротко, потому что ничего больше не нашел в ближайшем книжном магазине – элегантном и минималистически оформленном. Но то, что он увидел на страницах альбома, не могло его насытить. Взгляд скользил по блестящей поверхности репродукций и, неудовлетворенный, воспарял к небу. М. также купил жене пестрое платье, но и оно показалось ему каким-то банальным. Охотнее всего он бы сам его надел. Да, М. не скрывал этого: сам бы надел это платье. Его обуяла жажда тишины – и еще чего-то в этой тишине… неуловимого, какого-то одного звука, который бы ее оттенял, однако М. даже не умел его назвать.

В августе они уже знали, что поедут в Таиланд, в это нежное буддийское королевство, которое ассоциировалось у них с гладкостью и сладостью кокосового молока. Они уже забронировали билеты и домик, на сей раз более комфортабельный, с ванной и кухней. Вещи пока не собирали, поскольку привыкли делать это накануне отъезда; уместить то, что они собирались взять с собой, в два рюкзака и два небольших чемодана – дело нехитрое.

Но в начале сентября М. почувствовал свое непреодолимое «хочу» и теперь не вылезал из-за компьютера в бесконечных поисках одного – информации о Китае.