Дикое правосудие - [28]

— Крис, это моя работа, — спокойно сказала Джоанна.

— Всего лишь работа, — ответил он. — А кто звонил? Кто-нибудь из твоих так называемых коллег, я так понимаю, и ты, Джоанна, работаешь рядом с такими очаровательными людьми?

С этим она была готова согласиться и уже открыла рот, чтобы сказать ему, что, пожалуй, ей отлично известно, кто звонил. Фактически существовал только один человек, который ненавидел ее до такой степени, — Фрэнк Мэннерс. Но она передумала. Их отношения подошли к той стадии, когда чем меньше Крис будет знать о ее работе и о людях, с которыми она работает, тем больше шансов, что по крайней мере у нее дома будет сносная жизнь.

— Я понятия не имею, кто тебе звонил, — солгала она, — и очень надеюсь, что это не один из тех людей, с которыми я работаю. Слушай, у меня в Скотланд-Ярде есть знакомый, который как раз специализируется на таких звонках. Хочешь, я поговорю с ним и нам на телефон поставят прослушку, что-нибудь в этом роде.

— Джоанна, я не хочу, чтобы на мой дурацкий телефон ставили прослушку! — заорал на нее муж.

— Крис, ты ведешь себя непоследовательно. Чего же ты хочешь, если не хочешь, чтобы выяснили, кто звонил, а? Звонки расстроили тебя, это же видно невооруженным глазом.

— Да, расстроили! Но я хочу одного — чтобы моя жена перестала вести себя как проститутка. И тогда мне не понадобятся никакие прослушки. Или я не прав?

Волна справедливого негодования смыла все добрые намерения Джоанны.

— Ах ты, ханжа! — взорвалась она. — Ну и готовь себе сам свой поганый ужин! А мне пора в редакцию.

Джоанна уже была у входной двери, когда Крис бросил ей вслед:

— Но особое внимание ты уделяешь одному полицейскому, да? Он у тебя, наверное, в фаворитах ходит.

— Слушай, тебе не надоело?

— И зовут его детектив Майк Филдинг. Это твое самое последнее увлечение, да? Я видел его по телевизору. Ничего не скажешь. Как раз в твоем вкусе. Водит тебя по всяким пабам. Наверняка встречаетесь в разных уютных местечках. Конечно, куда уж там жалкому школьному учителю!

— Если ты такой дурак, можешь верить чему угодно!

Джоанна хлопнула дверью и направилась к своей машине. Есть ли в мире еще что-то, что могло бы разозлить ее больше, чем такое обращение со стороны собственного мужа? Ведь она правда абсолютно ничего не сделала, чтобы заслужить его! С тех пор как они с Крисом поженились, пару раз у нее были романы, но, учитывая, какими молодыми они связали себя брачными узами, она не считала, что это такой уж страшный грех. Эти интрижки быстро заканчивались, и Джо почти не сомневалась, что и у Криса в свое время были один-два романчика на стороне. Но при этом она чувствовала, что и у него никогда не было ничего такого, что могло бы перерасти в серьезную любовную связь.

Смешно, но все эти годы она считала, что у них с Крисом вполне приличный брак. Во всяком случае, лучше, чем у многих. Но в последнее время, казалось, они едва выносили друг друга, и в большинстве случаев Джоанна не считала себя виноватой в том, что у них все стало так скверно. Иногда она спрашивала себя, не связана ли его ревность с ее успешной карьерой. И тут же отбрасывала этот вопрос, считая его высокомерным.

Джо уехала из дома без четверти шесть и примерно в шесть двадцать уже поставила машину на парковке у редакции «Комет». «Мы пробыли в одной комнате чуть больше пяти минут», — криво усмехнулась она. Третья мировая война разразилась всего за несколько секунд. Она покинула Чизвик довольно рано, машин на дороге было немного, и ничто не омрачило ее поездку.

В редакции рабочий день был в самом разгаре. В 1980 году в шумных, насквозь прокуренных редакциях ежедневных газет никто никогда не убирал на своем рабочем месте и все сотрудники пытались говорить друг с другом одновременно и громко, часто параллельно разговаривая по телефону и нередко при этом еще и печатая на машинке. Да-да, на той самой клацающей механической пишущей машинке.

Каждый раз, оказавшись в редакции вечером, Джоанна чувствовала себя так, словно ей вкатили хорошую дозу адреналина. Это было ее любимое время. На самом деле это было любимое время всякого настоящего журналиста, потому что именно в это время последний срок был самым последним, напряжение доходило до предела и печатные станки стояли на взводе, готовые начать печатать новый выпуск газеты. Ночью центр редакции перемещался в новостной отдел. Проходя мимо стола, за которым сидел Энди Маккейн, редактор ночного выпуска, она слышала, как он разговаривает по телефону с кем-то из репортеров. Немного старомодный, растягивающий слова шотландец был убежден, что любой журналист, не поработавший у северных границ страны, не завершил свое ученичество и с такими всегда следовало обращаться с большой осторожностью. Разумеется, как и с большинством журналисток, независимо от их специализации. «Когда я захочу, старик, чтобы ты узнал, как у меня дела, я позвоню тебе», — слышала Джоанна, как он говорит с заметным шотландским акцентом, — так говорят в Глазго.

«Наверное, кто-то из новеньких позвонил», — подумала она. Только совсем неопытный новичок начнет свой контрольный звонок Маккейну, вежливо поинтересовавшись, как у того дела. Она мысленно хихикнула. Однажды с Маккейном произошел такой случай: в час ночи он позвонил бывшему новостному редактору по шоу-бизнесу, с единственной целью, чтобы сказать какую-то гадость про одного из ее подчиненных. Несколько минут женщина, очевидно, слушала его более-менее молча, наверное надеясь, что Маккейн сам отстанет от нее. В конце концов она решила, что пора вступиться за своего подчиненного, и сказала этому редактору ночного выпуска: «Да хватит тебе, Энди, последнее время у Рона статьи вполне приличные».