Дикое пламя чувств - [10]

— Кофе, случайно, нет? Я целый день провел в дороге, пока сюда добрался.

— Кофе нет, и костра нет. Я потушила его до твоего появления, — равнодушно бросила она. — Еще раз спрашиваю, зачем ты здесь, Данил?

— Ты не ответила на приглашение моих родителей быть на торжественном приеме.

В тусклом свете луны он увидел, как Мейсон удивленно выгнула бровь.

— Ты проделал такой путь, чтобы узнать, приеду ли я на вечеринку?

— Да, — ответил он сквозь зубы, понимая, как глупо это выглядит.

— Ну конечно! И как я, глупая, не додумалась сама. Что мне стоит нацепить бриллианты, сесть в частный самолет, облететь половину земного шара, улыбнуться на камеру репортерам светской хроники и улететь обратно. Подумаешь, событие. — Мейсон была уверена, что ее сарказм достиг цели. Данил явно не ожидал от нее этого выпада. А чего он хотел? Она не та наивно-восторженная девочка, которую он когда-то встретил. Жизнь многому ее научила. У нее масса причин не появляться во дворце.

Мейсон повернулась к тлеющим остаткам костра и присела на толстый ствол сваленного дерева. Данил остался стоять. Ее это немного раздражало, хотя надо бы привыкнуть к тому, что она давно утратила право стоять рядом с ним.

— Этот прием чрезвычайно важен для родителей. Похоже, что он будет последним, который они дают в качестве правителей Терхарна.

— Они отрекаются от трона? — спросила Мейсон, взглянув на Данила, как на наследника престола, отчего ей стало немного грустно.

— Да, они серьезно настроены передать мне трон. Вот почему этот прием должен быть идеальным. Даже Веранчетти и Джон прибыли. Мейсон нахмурилась.

— Так моего присутствия хочешь ты или твои родители?

— Это имеет для тебя значение?

Мейсон прикусила язык, чтобы не ответить утвердительно. Ее и саму это удивило. Чтобы скрыть свои эмоции, она с вызовом поинтересовалась:

— Стало быть, и принц должен повиноваться королеве?

Ее выпад достиг цели. Дэнил заметно напрягся.

— Нет, — высокомерно ответил он. — Но я не мог отказать просьбе матери.

— Прости, я не подумала. — Мейсон пошла на попятный. — Я для папы тоже на все готова. Именно поэтому и не могу приехать на прием.

Дэнил наконец тоже сел на пень напротив.

— На ферме сейчас много чего происходит, — попыталась объяснить Мейсон.

— Но ты уедешь всего на несколько дней, — перебил он.

— Послушай, я не говорю нет, я объясняю, что не могу сейчас отлучиться. — Мейсон не хотела напрямую говорить о денежных затруднениях. Кроме того, она опасалась снова оказаться с ним рядом, пусть и на несколько дней.

Она чувствовала его запах, этот особый, неповторимый мужской запах, который был одновременно знакомым и в то же время таким свежим и новым. Ей хотелось оттолкнуть его. Воспоминания причиняли боль, боль… Она может снова остаться с разбитым сердцем.

Дэнил не стал дальше давить на Мейсон. Он молчал, наблюдая, как несколько тлеющих красных угольков упрямо цепляются за жизнь в остатках костра. Он смотрел, как они вспыхивают в предсмертном вздохе, как будто они, как и его варианты, проигрывали битву.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, сообразив, что ничего не узнал у Джо Макоулти, когда они отправились на ранчо.

Он почти видел, как она обдумывает ответ, который убедил бы его побыстрее убраться восвояси.

— Пару недель назад штормовой ветер снес часть ограды, и я приехала заменить несколько столбов.

— Ты привезла сюда столбы на своей лошади? — недоверчиво спросил он, глядя на нее как на сумасшедшую.

— Не говори глупостей, — отмахнулась она. — Один из рабочих привез их сюда на юте пару дней назад и оставил у ограды. Мне просто нужно их поставить.

Он знал, что поездка была для нее нечто большим, чем простая починка ограды, но не собирался давить на нее. Не сейчас.

— Это прекрасное место. Даже лучше, чем ты его описывала.

— Спасибо, — сказала она, и легкая улыбка заиграла в уголках ее рта. — Ты бы видел его днем.

— Ты бы видела пустыню, — вырвалось у него.

Мейсон пристально взглянула на него. В ее глазах плескалась боль. Дэнил отвел взгляд.

— Уже поздно, — сказала она, вставая. — Мне нужно встать пораньше, чтобы забить столбы и вернуться.

Она посмотрела на его лошадь и нахмурилась.

— Если ты намерен остаться, я бы посоветовала поставить палатку.

Он бросил на нее взгляд, который, как он полагал, был способен сразить по меньшей мере десятерых мужчин.

— Что? — спросила она невинно или притворно невинно, он не смог разобрать.

Его молчание было красноречивее всяких слов.

— А, понятно, — протянула она, впервые широко улыбнувшись. От этой улыбки у Дэнила перехватило дыхание. — Я предполагаю, что папа пытался дать тебе палатку, а ты отказался, потому что верил, что я просто соберу вещи и поеду с тобой.

Дэнил стиснул зубы, явно сдерживаясь, чтобы не ответить дерзостью.

— Ну, по крайней мере, есть попона, что уже хорошо.

— Почему?

— Потому что тебе понадобится что-нибудь мягкое, чтобы приземлиться, когда ты упадешь с лошади. Там есть дрова и растопка, если хочешь развести огонь. Я пошла спать. В палатку. Одна.

Дэнил наблюдал, как она нырнула в одноместную палатку, и его охватило беспокойство. Не потому, что ему придется ночевать под открытым небом. Он много раз так спал в пустыне в Терхарне. Стоял декабрь, почти разгар лета здесь, в Австралии, так что никаких проблем. Нет, он был встревожен не только тем, что она сказала, но и тем, чего не сказала. Отвязывая сумки от седла и осматривая лошадь, он подсчитал разницу во времени между Австралией и Терхарном, а потом понял, что это не имеет значения.