Дикий селезень. Сиротская зима - [31]

Шрифт
Интервал

А он бежит да выкаблучивает,
Своей заденкой покручивает.

Сквозь дрему представил я бесстыдного камаринского мужика. Это же дедко Сидор. И Федька ихний эту песню поет и приплясывает. Мне стало весело. Вот я уже бегу вслед за бесстыдником дедом Сидором вместе с Федькой и горланю камаринскую. Вот уже все Селезнево пустилось в пляс. Слетелись селезни, одобрительно покрякивают и притопывают красными лапами. Весело. Хорошо!..

А вечером, на другой день, чтобы окончательно излечить меня от укачалки, тетя Лиза захлопотала с баней. Девчонки затащили на тележку две фляги, вставили одно в другое три ведра и посадили меня. Забренчали пустые фляги и ведра: заскрипели, завиляли из стороны в сторону расхлябанные колеса, а я стал поторапливать вичкой «коняшек»: «Но, мил-л-лыя, но».

Спуск к мосту был крутой, глинистый. Ступеньки от расплесканной воды сгладились и скользили, как мыльная стиральная доска. С разбегу порожним по подсохшим ступеням еще можно было подняться, а с полными ведрами поднимался только Ганя Сторублевый, который с радостью помогал малышне. Бородавчатые ступни его ног почти не скользили по глине.

Я ковшиком черпал воду и выливал в ведра. Ганя в два счета взлетал с ними наверх, девчонки выливали воду во фляги — работа кипела.

— Полно! — крикнули Рая и Лида.

Ганя посадил меня на закорки, заржал по-жеребячьи и вынес наверх к тележке. Посадил на нее девчонок, а сам, подпрыгивая, стал толкать тележку перед собой по пыльному большаку. Возле селезневского дома остановился, подошел ж телеграфному столбу и, послушав, как он гудит, покачал головой: «Ай-ай, яй-яй». Дескать, не дает отдохнуть, опять работать зовет, и побежал вприпрыжку туда, где был нужен.

Дядя Сема наколол дров, тетя Лиза затопила баню и на легкий пар позвала дочерей:

— Девки, айдате, пока терпеть можно.

Я с девчонками мыться не захотел: пойду, когда дух потяжелеет, станет как раз для настоящих мужчин.

Мы с дядей Семой разделись в сыром предбаннике и ухнули в клубящиеся сумерки.

Тетя Лиза поддала сногсшибательного жару. Я пригнул голову, сел на корточки и жадно вдохнул низкий прохладный воздух. Пока тетя Лиза хлестко охаживает мужа березовым веником, я стараюсь как следует надышаться. Знаю, скоро дядя Сема примется за меня: поднимет с пола, свалит на полок и начнет хлестать почем зря.

Он так и делает. А тетя Лиза оглаживает меня руками и приговаривает:

— Изыди, укачальный дух, из нашего Толика.

В висках у меня стучит, вот-вот выскочит сердчишко, березовые листья уже всего облепили…

— Дя-я-а-а Се-о-о… хва-хва-а-а… — задыхаюсь я и соскальзываю вниз.

— Ух мать честная, ешшо поддадим. Уу-ух, — плещет квасом из ковша на каменку дядя Сема, шумно вдыхает приятный хлебный запах, ложится на полок и кряхтит.

Тетя Лиза смешивает воду для окатывания, сливает в ушат щелок для стирки. Вода в шайке чуть теплая. Дядя Сема выливает ее на себя и бежит в предбанник. Мне — вода потеплее.

Бабушка Лампея мылась на особицу — я ее возле бани и не видел.

А в горнице в ковшике квас, в мисках окрошка. Дядя Сема трет себе хрен, редьку, кладет горчицу, сыплет перец. Наливает стакан водки, долго пьет и начинает хлебать свою семеновскую мешанину. Пот льет с него градом. От бани, водки и окрошки-семеновки он по-лошадиному мотает головой, кряхтит и начинает «Бородино».

Вечером тетя Лиза довершает изгнание моей укачалки, опять кладет меня рядом с собой на деревянной кровати, пошлепывает по мне ладошкой и убаюкивает:

Аа-а, аа-а.
Баюшки, поюшки
Нашему Толюшке.
Баю, баюшки, баю,
Сладку песенку спою.
Аа-а, аа-а.
Сгинь, сгинь, сгинь, сгинь,
Укачалка Толина.
Спи спокойно, мой мальчок,
Во деревне Сонино.

В Селезневе не лезли мне в глаза всякие пакостные куркули хирурговичи. Здесь были тетя Лиза, дядя Сема, сестры, с которыми я парился в бане нагишом, и никому не было стыдно, а легчали тело и душа.

Незаметно для меня отдалялась от куркулей, очищалась мать, далекая, необязательная. Была она где-то в Тагиле. Была, и ладно.

Летний день

— Ура-а-а! — бежит селезневская пацанва к Елабуге, как только пригреет солнце. Девчонки, мальчишки на ходу скидывают с себя все что есть и, высоко поднимая колени, вбегают в воду. Купальный день на Елабуге начался.

Елабуга и напоит, и накормит. Хлеба нет — не беда. Зато на другом берегу полевого лука видимо-невидимо. Стоит одному сплавать — и все жуют плоский негорький лук.

Вниз по течению кувшинки, балаболки, по-местному. Очищенные от лепестков и тычинок култышки можно есть прямо в воде. Чавкает ребятня корнем молодого аира, нежным и сладковатым; хрумтит, как огурцами, очищенными трубками пикана. Все идет в еду: и стручки акации, и ватная подкладка подсолнуха, и калачики, и все, что растет на ближних огородах.

Скрипит по большаку телега. Фронтовичка Груня везет воз спутанного, свалявшегося гороха. Подкрадываюсь я: цап-царап, и тянется с воза охапище — на всех хватит.

С возов сена стягиваем мы молодые березовые лесины; отрывая от зеленоватой коры болонь, подолгу жуем сладкую жвачку. Летом болонь не та. В апреле, когда плачут березы, совсем другое дело. Пленка с шипением отрывается от коры, длинная, тянучая, вкусная.


Рекомендуем почитать
Моя сто девяностая школа

Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.


Дальше солнца не угонят

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дорогой груз

Журнал «Сибирские огни», №6, 1936 г.


Обида

Журнал «Сибирские огни», №4, 1936 г.


Утро большого дня

Журнал «Сибирские огни», №3, 1936 г.


Почти вся жизнь

В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.


Дни ожиданий

Альберт Мифтахутдинов автор книг «Расскажи про Одиссея», «Головы моих друзей», «Очень маленький земной шар» и других. Все они о Чукотке, тема Севера — основная в творчестве А. Мифтахутдинова.После окончания Киевского университета он живет и трудится в Магаданской области. Работал журналистом, инспектором красных яранг, рабочим геологической партии. В настоящее время ответственный секретарь Магаданской писательской организации.А. Мифтахутдинов лауреат премии Магаданского комсомола.


Нижний горизонт

Виктор Григорьевич Зиновьев родился в 1954 году. После окончания уральского государственного университета работал в районной газете Магаданской области, в настоящее время — корреспондент Магаданского областного радио. Автор двух книг — «Теплый ветер с сопок» (Магаданское книжное издательство, 1983 г.) и «Коляй — колымская душа» («Современник», 1986 г.). Участник VIII Всесоюзного совещания молодых писателей.Герои Виктора Зиновьева — рабочие люди, преобразующие суровый Колымский край, каждый со своей судьбой.


Когда улетают журавли

Александр Никитич Плетнев родился в 1933 году в сибирской деревне Трудовая Новосибирской области тринадцатым в семье. До призыва в армию был рабочим совхоза в деревне Межозерье. После демобилизации остался в Приморье и двадцать лет проработал на шахте «Дальневосточная» в городе Артеме. Там же окончил вечернюю школу.Произведения А. Плетнева начали печататься в 1968 году. В 1973 году во Владивостоке вышла его первая книга — «Чтоб жил и помнил». По рекомендации В. Астафьева, Е. Носова и В. Распутина его приняли в Союз писателей СССР, а в 1975 году направили учиться на Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А. М. Горького, которые он успешно окончил.


В Камчатку

Евгений Валериянович Гропянов родился в 1942 году на Рязанщине. С 1951 года живет на Камчатке. Работал на судоремонтном заводе, в 1966 году закончил Камчатский педагогический институт. С 1968 года — редактор, а затем заведующий Камчатским отделением Дальневосточного книжного издательства.Публиковаться начал с 1963 года в газетах «Камчатская правда», «Камчатский комсомолец». В 1973 году вышла первая книга «Атаман», повесть и рассказы о русских первопроходцах. С тех пор историческая тема стала основной в его творчестве: «За переливы» (1978) и настоящее издание.Евгений Гропянов участник VI Всесоюзного семинара молодых литераторов в Москве, член Союза писателей СССР.