Дикий хмель - [16]

Шрифт
Интервал

Когда я рассказывала это маме, в ее глазах появлялись кристаллики испуга — так на воде, тронутой морозом, появляются первые черточки льда. Она ласково и болезненно осторожно гладила мой лоб своей теплой шершавой ладонью. Говорила с изумлением:

— Бог с тобой, дочка. Бог с тобой... И чегой-то ты все придумываешь!

— Я не придумываю, мама. Так было...

— Придумываешь, — стояла на своем мама, впрочем, не очень уверенно. Скорее, упрямо. — А зачем придумываешь? Все равно на писательшу тебе не выучиться. Почерк плохой...

Я вертела головой. Ладонь мамы повисала в воздухе. Мама смотрела на свою руку недоуменно, словно она у нее была лишняя, потом опускала на колени. Вздыхала жалостливо...

— Было, было, — твердила я. — Откуда же я знаю, что язык у медведя шершавый, как твоя ладошка?

— Приснилось, значит. Приснилось, — успокаивала меня и себя мама. — Вот слушай, что я тебе скажу...

И она рассказывала какую-нибудь историю о моем отце. А я сидела на кровати тихо, поджав под себя ноги. И представляла отца кряжистым и белобородым, хотя точно знала, что бороды у отца не было...

Люська провела меня под арку. И над нами сразу вырос двор-колодец, выложенный по срубу желтыми окнами, точно плитками кафеля. Где-то высоко вверху расступалось небо, но внизу его невозможно было различить. Из-за туч, да и туч не было тоже видно, хотя о них можно было догадываться, потому что дождь стегал частый и колкий, леденящий лицо. Справа от входа, рядом с мусорным ящиком мокли две светлые «Волги» и один «Москвич» — он был, кажется, вишневого цвета и блестел очень красиво. Отблески ложились на мокрый асфальт рядом с колесами. И хотелось думать, что под колесами не грубый, старый асфальт, а какие-то редкие самоцветы. Золотистые полосы тянулись к центру двора из четырех распахнутых настежь подъездов, образуя крест неправильной формы, потому что подъезд со стороны арки был смещен вправо, и свет, выскальзывающий из него, не разделял двор пополам, а как бы прижимался к машинам.

Уличный шум, потолкавшись между толстыми бетонными стенами арки, едва достигнув двора, иссякал, как ручей в песке. Может, потому шаги наши и голоса обрели во дворе более четкое, ясное звучание, чем на улице.

— Третий подъезд, — сказала Люська, подхватив меня под локоть. Наверное, ей показалось, что я отстаю.

Я действительно отставала, чувствуя робость перед чужим домом, перед людьми, с которыми незнакома. Обрадуются они моему приходу или только сделают вид? Нет. Все-таки нельзя поступать вот так: мчаться сломя голову черт знает куда и к кому, только потому, что тебя пригласила не очень серьезная подруга.

Из подъезда вышел парень с гитарой, завернутой в целлофан. Я подумала, он и есть Люськин знакомый. Так радостно парень сказал:

— Привет, милые!

И поднял гитару, как флаг.

— Приветик, — ответила Люська. И сердито добавила: — Ну-ну! Проваливай!

— Гы-гы, — парень посторонился, смеясь. Похоже, он был навеселе.

В подъезде, как и у нас в Ростокине, пахло кошками, несмотря на то, что дом был каменный, а не какой-нибудь отживающий свой век барак.

Лифт ждали долго. Судя по сигнальной табличке, кто-то ездил между этажами — возможно, катались дети.

Я не выдержала. Сказала: *

— Давай вернемся.

— Почему? — удивилась Люська.

— Мне не хочется, — призналась я.

— Слушай, — недовольно произнесла Люська, и не только недовольно, но еще и строго, — будь самостоятельной.

Я опешила. Потому что всегда считала себя самостоятельной. И опять же из-за этой самостоятельности и не хотела ехать туда, наверх.

— Не понимаю тебя, Люся, — сказала чуть ли не со слезами, — Разве я несамостоятельная?

— Нет, — подтвердила Люська. — Приняла решение, согласилась. Целый час тряслись в мокром автобусе. А теперь — здрасьте!

— Ну... Я передумала, — ответила робко.

Моя робость, скорее всего, и придала храбрости Закурдаевой. Она прямо-таки закричала:

— Какая же ты подруга? Разве можно на тебя надеяться? Одна бы я тоже сюда ни за какие пряники не приехала. Что мне здесь одной делать?

— Я не знаю... Я боюсь.

— Не будь дурой. Со мной тебе нечего бояться.

Ей наконец удается, нажав кнопку перехватить лифт. И она ждала его молча, повернувшись ко мне спиной. Ворсистая шуба из нейлона или какой другой синтетики сидела на Люське красиво. Черные и сизые полосы важно сползали вниз, удлиняя ее спину. И Люська в шубе была конечно же красивее, чем в сатиновом фабричном халате.

Лифт полз вверх, нехорошо поскрипывая. Подумалось: лучше все-таки жить в домах без лифта, топать по лестнице, но со спокойной душой. Оборвется такая махина, рухнет в шахту, потом гадай, кто прав, кто виноват.

Вышли на шестом этаже. Люська первая, я за ней. Часто-часто колотилось сердце, немного подташнивало. За обшитой дерматином дверью раздался звук, будто ударил гонг. Потом были слышны шаги. Дверь открылась. На пороге стоял белобородый мужчина, кряжистый, в оранжевом свитере из грубой шерсти. У меня закружилась голова. Не здороваясь, я прошла в прихожую, ожидая увидеть на стенах развешанные сети. Сетей не было. Висели два голубых вымпела со значками. И голова черта размером с мужской кулак.

— Это черт из княжества Лихтенштейн, — сказал белобородый. — Слышали о таком?


Еще от автора Юрий Николаевич Авдеенко
Сколько зим…

Юрий Авдеенко - автор пяти книг прозы. «Молодая гвардия» в 1972 году выпустила в свет его роман «Этот маленький город», посвященный героической обороне Туапсе в 1942 году. Читательский интерес, внимание литературной критики вызвал и второй роман Юрия Авдеенко «Дикий хмель» (1974 г.), рассказывающий о рабочем коллективе одной из обувных фабрик Москвы. Судьбы героев новой книги Ю. Авдеенко связаны с Северным Кавказом. В центре повестей «Последняя засада» и «Полковник из контрразведки» - образы людей, боровшихся с кулацкой бандой в начале тридцатых годов и с фашистской агентурой во время Великой Отечественной войны.


Ожидание шторма

В сборник вошли остросюжетные повести, объединенные образом чекиста М. Каирова. В повести «Четыре почтовых голубя» рассказывается об освобождении Черноморского побережья Кавказа от деникинцев. Повести «Дантист живет этажом выше», «Последняя засада» раскрывают мужество советских людей в борьбе с империалистическими разведками в середине 30-х годов. Действие повести «Ожидание шторма» происходит в период Великой Отечественной войны.


Линия фронта

В сборник вошли роман «Этот маленький город», действие которого происходит в трудном, грозном 1942 году возле города Туапсе на Северном Кавказе, и новая повесть «Любовь учителя истории», в которой действие происходит тоже на Северном Кавказе, события военных лет рассматриваются через призму сегодняшнего дня.


Авдеенко Избранные произведения в 2-х томах. Т.2 Повести; рассказы

Во второй том вошли остросюжетные повести, объединенные образом чекиста М. Каирова. Действие их происходит в годы гражданской и Великой Отечественной войны. Войне 1941-1945 гг. посвящены и два рассказа, также включенных в этот том.


Лунная радуга. Этажи

Юрий Николаевич Авдеенко родился в 1933 году в городе Азове. После средней школы служил в Советской Армии рядовым, сержантом. Затем окончил сценарный факультет Всесоюзного государственного института кинематографии.Данная книга состоит из двух повестей. «Лунная радуга» — повести о службе в армии, о росте курсанта и младшего командира, его патриотизме, вызревании характера и моральных качеств, которые сказываются и в мужской дружбе и в любви к девушке Лиле — дочери полкового командира, погибшего на трудных учения.



Рекомендуем почитать
Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


«С любимыми не расставайтесь»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.