Дикий город - [40]

У дальней стенки холодильника, загороженная пакетом с грейпфрутами, стояла бутылка. Эдакий графинчик, немного походивший на маленький кувшин в подарочном исполнении, наполненный жидкостью шоколадного цвета. Наверняка сироп, что же еще. Скорее всего, они догадались, что к этому времени он будет буквально умирать, и задумали эту невыносимую, жесточайшую пытку, лишь бы заставить его переступить последнюю черту.

Вестбрук сунул голову в холодильник и, царапаясь ушами о стоящие там предметы, прищурился. Надпись на этикетке расплывалась, буквы двоились, но он все же прочитал написанное. «Крем-какао»! Целая пятая часть, ну там плюс-минус, чистейшего семидесятиградусного спирта!

Вестбрук издал тихий стон и хотел было схватить бутылку, но, вспомнив жуткую неудачу со спиртом, прислонил кастрюльку к стенке кухонной стойки, после чего поставил в нее бутылку. Потом он опустил кастрюльку на пол, наклонил бутылку и вытащил пробку.

Послышалось негромкое бульканье, из горлышка потекла густая коричневая жидкость. Поскуливая, Вестбрук потянулся за чашкой. Теперь-то он уж не потеряет ни капли. Один раз они могли его одурачить, но дважды, Господь свидетель, им это не удастся. Он все перельет в кастрюльку, и...

Струйка жидкости оборвалась — что-то внутри бутылки заткнуло горлышко. Вестбрук жалобно застонал. Каким-то чудом ему удалось дрожащими пальцами, большим и указательным, извлечь преграду и бросить ее в кастрюльку.

Чудное бульканье возобновилось. Вестбрук постепенно наклонял бутылку, аккуратно помогая струе выливаться наружу. Наконец терпение его лопнуло, он резко повернул бутылку вверх дном, вытряхнул последние капли и зашвырнул ее в угол.

А потом наконец выпил.

Сделал два больших глотка — один, потом второй. Щеки надулись, глаза округлились, его всего дико передернуло. Вздохнув, управляющий откинулся спиной на стенку холодильника, длинными, глубокими, благодарными вдохами вгоняя в себя воздух.

Потом закурил. Приподняв кастрюльку — теперь он уже снова мог доверять своим рукам, — он снова принялся наполнять чашку.

В нее что-то плюхнулось — видимо, тот самый предмет, который ранее перегораживал горлышко. Аккуратно зажав преграду пальцами, Вестбрук вперил в нее нахмуренный взгляд.

Нет, это была не пробка, как он подумал сначала. Это был маленький надувной шарик, плотно набитый чем-то и перехваченный у основания резинкой.

Дрожь странного предчувствия всколыхнула тело Вестбрука. Он вытер предмет носовым платком, затем насухо вытер пальцы и лишь тогда разорвал резиновую упаковку.

Ее содержимое упало на пол. Это были деньги, туго скрученные в рулончик пятисотдолларовые купюры. Управляющий пересчитал их и сквозь его зубы наружу прорвался возглас — триумфа и одновременно возмущения.

Возмущения и гнева, поскольку даже если он и не знал, каким образом им удалось добраться до этих денег, однако то, где именно они их взяли, ему было прекрасно известно. У Дадли обнаружилась недостача в пять штук, а здесь оказались как раз пять штук. И если они не у него украли эту сумму — ту самую сумму, которую он разыскивал, — то тогда у кого же? А если эти деньги не были крадеными — хотя об этом было смешно даже подумать, — то зачем же им было так тщательно их сюда упрятывать?

Впрочем, все эти вопросы были донельзя элементарными, а ответы на них для человека с опытом Вестбрука не оставляли под собой никаких сомнений. Он вспомнил, в каком страхе, ужасе и беспомощности жил из-за этой кражи, и с его губ сорвался еще один нечленораздельный звук.

— Ну, теперь-то я уж определенно сделаю это, — мрачно пробормотал он. — Теперь я точно убью их!

В спальне у него имелся запас чистых рубашек, белья и прочего. Его костюм, так и ненадеванный с тех пор, как он поселился здесь, также висел чистый и отглаженный. Он принял ванну, побрился и тщательно оделся. Потом приготовил целый кофейник, как бы ненароком отшвырнув от себя бутылку из-под «крем-какао».

Алкоголь. Да зачем он вообще ему нужен? Что он давал ему из того, чего у него не было или чего он не мог без труда достать? Впрочем, не важно... В данный момент ему не хотелось пить, и у него было странное ощущение, что подобное желание не возникнет и впредь.

Покончив с кофе, Вестбрук принялся бродить по квартире, осматривая шкафы и полки, переставляя различные подозрительные предметы.

Все это потребовало немало времени, однако в конце концов он нашел то, что искал, — тяжелый деревянный брусок дюймов трех в окружности и не менее четырех в длину. Он находился в шкафу, где служил в качестве вешалки для одежды. Оторвав ненужные детали, он для пробы несколько раз взмахнул им и, мрачно-удовлетворенный, вернулся в гостиную.

«Ну, теперь-то я покажу им фокус, — подумал Вестбрук. — Нет, конечно, не убью этих подонков, но заставлю подумать, будто они уже умерли».

— Боже! — неожиданно воскликнул он. — Боже! — С этими словами он отшвырнул деревяшку. — Да что же это со мной происходит? Что на меня нашло?

И когда Гусики вернулись с работы, он лишь поговорил с ними.

По его словам, ничего веселого в краже не было. Ни веселого, ни умного, ни смелого — разве что она являлась для кого-то источником боли и страданий. И делом каждого — именно каждого, а не только лишь пострадавшего человека — было сделать так, чтобы никто не страдал и не чувствовал боли, если их можно было предотвратить. И они должны были сделать это. В противном случае они лишились бы покоя, они должны были бы постоянно быть начеку, а когда они устали бы от этого, что неизбежно случилось бы, петля оказалась бы у них на шее.