Дикие ночи - [51]

Внезапно Джамель начинает рассказывать мне о Шерифе. Он умер очень просто — потеряв всю свою кровь. Франс, его любовница, долго разыскивала его на улицах Бетюна. У Розы, в барах, у других женщин, но нашла только на рассвете: он был совершенно голый и обескровленный, его прислонили спиной к стенке товарного вагона, на ноги бросили мешки с песком, а руки привязали к стальным поручням. Шериф сидел в кровавой луже: между его ног темнела глубокая кровавая рана — чудовищная смесь запекшейся крови, плоти и волос. На рассвете четверга Франция окунула кончики пальцев в кровь Шерифа.

Пока Джамель рассказывает, я думаю, что для меня четверг всегда был красным, я вообще каждому дню присвоил свой собственный цвет еще в детстве: понедельник — зеленый, вторник — желтый, среда — темно-зеленая, четверг — красный, пятница — светло-серая, суббота — темно-серая, а воскресенье — белое.

Я притормаживаю возле стоянки, и Джамель замолкает. Но как только я трогаюсь, он снова начинает рассказывать.

— Ты знаешь, что они с ним сделали?.. Привязали к вагону, раздели, сняли с него трусы и засунули в рот, чтобы брат не смог кричать, и отрезали член и яйца. Он потерял всю кровь и отключился. Тогда они выдернули кляп изо рта и засунули ему в глотку отрезанные органы, помочились ему на голову и ушли. Ты можешь поверить, что такие люди существуют, ходят по земле?

Тошнота подступает к горлу, и я вдруг вспоминаю пророчество Хейры, сделанное у «Веселого кабана»: «Тебя будет преследовать арабская кровь, ты будешь вспоминать Мунира, моего сына, мертвого и с отрезанным членом во рту».

Джамель любил своего брата Шерифа. Встречаясь в Париже, они ходили на концерты рок-музыки, покупали порошок на площади Клиши, вкалывали друг другу наркотик в кабинке туалета концертного зала, взбадриваемые музыкой, доносившейся из-за стен. Джамель любил видеть, как мутнеют глаза брата, как выступает у него пот на лбу. Шериф часто рассказывал ему о своей любовнице Франс, замужней женщине, описывал, как они занимаются любовью, и Джамель возбуждался.

Я звоню Лоре с заправочной станции.

— Ты где?

— На Северной автостраде.

— Один?

— Да.

— Я сегодня ужинаю с Марком. Он заедет за мной в девять и… может быть, станет моим новым женихом. Я это говорю не для того, чтобы сделать тебя ревнивой, тьфу! ревнивым, извини, я не хотела! Просто он тоже один, с тех пор как Мария бросила его, и ему тоже кто-то нужен.

В этот момент я оборачиваюсь и вижу, как Джамель берет с полки пакеты бисквитов и прячет их в куртке. Мне хочется смеяться. Лора говорит:

— У тебя есть время до воскресенья, чтобы вернуться.

Как чумные больные 1188 года, как преступники, приговоренные к смерти и казненные в Бетюне в 1818-м и 1909 году, Шериф будет похоронен братством Милосердных.

Пятнадцать из двадцати трех Милосердных, избираемых на два года среди самых уважаемых граждан города, провожают Шерифа на кладбище. Они сегодня встретились рано утром в комиссариате, гроб с телом Шерифа стоял там на большом столе в комнате, где складывают оборудование. Гроб привезли накануне вечером из Лилля, где производилось вскрытие, и Франс востребовала тело. Она попросила одного своего друга детства, прево братства, устроить для Шерифа приличные похороны, ведь для Милосердных не важно, какую религию исповедовал человек при жизни, их не интересуют его грехи.

Шестеро Милосердных поднимают гроб и несут его к кладбищу. Остальные идут сзади, подгоняемые ледяным ветром. Очень торжественно они проходят через весь город, в черных фраках, белых перчатках и галстуках, прямые силуэты среди шмыгающих теней воскресного утра. Мы идем за процессией, и Джамель плачет у меня на плече.

Немного не доходя до кладбища, к процессии присоединяются три молодых араба и несколько полицейских, с ними инспектор Манжен. Они не обращают на нас никакого внимания: холодно, слишком рано, хочется спать, мы с Джамелем смешались с группой людей, пришедших хоронить своего соплеменника.

Милосердные несут гроб к могиле, и могильщики опускают его на веревках вниз. Двое служащих похоронного бюро ставят к свежему холмику единственные присланные цветы — это большой букет веток жасмина. Приславшая его женщина стоит, выпрямившись, над свежей могилой. Джамель шепчет мне на ухо:

— Это она, Франс. — Женщине около сорока, длинноволосая блондинка с хорошей фигурой и жесткими чертами лица, особенно впечатляет волевой подбородок. Откуда она взяла столько жасмина? Франс немножко ошиблась: жасмин носят за ухом молодые тунисцы, когда идут вечером на свидание, а Шериф был алжирцем и дожил до двадцати лет.

Солнечные лучи пробиваются сквозь туман. Я закрываю глаза и вижу Франс, сидящую на кровати в номере гостиницы в Де-парте. Шериф стоит перед ней, он совершенно голый, ягодицы поджаты, все его тело подалось к губам Франс, ласкающим его член. На гостинице зажигается неоновая вывеска, и Франс отодвигается от любовника, глаза опущены, она молчит, потом бросает со смехом:

— У тебя самый красивый член в мире!

Лора говорила мне почти то же самое:

— Когда у твоего парня такой член, нельзя отпускать его далеко от себя. А твой — самый красивый на свете!