Дикие ночи - [12]

Бесшумно и быстро я последовал за ними и увидел, как они присели у какой-то могилы. Потом араб поднялся и начал долбить каменную поверхность склона, выщербленного ветрами, к которому прилепилось это простое кладбище с примитивными камнями вместо памятников над могилами нищих. Каждый день эрозия истончала слой земли, покрывающей покойников: прах соединялся с воздухом, приближаясь к небу. Но что такое несколько сантиметров по сравнению с вечностью?

Я с трудом верил своим глазам: мужчина, привезший Хейру, раскапывал могилу, сталь лопаты наткнулась прямо на покойника, зарытого, как велит Коран, без гроба, в простом саване.

Араб держал мертвеца, пока Хейра стаскивала с него простыню. Похороны, очевидно, состоялись утром — тело не начало разлагаться и только одеревенело.

Водитель бросил саван в выкопанную им яму и заровнял могилу, потом положил лопату, и они с Хейрой, подхватив покойника под мышки и за ноги, положили его в свой пикап под брезент. Хейра вернулась в машину, а араб сходил за лопатой и кинул ее рядом с мертвецом. Они тронулись с места и, развернувшись, поехали к отелю. Я последовал за ними.

Оставив машину перед въездом на стоянку, я побежал к гостинице. Там я увидел, как две темные фигуры тащат тело, и подошел немного ближе. Хейра открыла служебный вход, и свет, падавший из кухни, ударил мне в лицо и осветил лежащего на земле мертвеца. Они унесли тело на кухню, а я, пригнувшись, подкрался к окну.

Покойник лежал на полу. Хейра взяла с циновки блюдо с манкой и начала месить ее. Потом она поставила блюдо на пол, рядом с мертвецом, ее спутник приподнял мертвеца, а женщина придвинула к нему блюдо.

После этого кухарка принялась месить кускус, который собиралась подать нам завтра, одеревеневшими руками покойника. Манка тихо струилась по мертвым пальцам, а Хейра шептала заклинания, в которых часто повторялось имя Патрика Тевене.

Внезапно она повернула голову к окну, словно почувствовав мое присутствие. Я убежал и долго приходил в себя, спрятавшись в густых кустах и надеясь, что Хейра не успела узнать меня.

Кухарка и ее помощник опять погрузили мертвое тело в «пежо» и поехали в сторону кладбища. Там они наверняка вернут покойника в могилу.

Я поднялся в свой номер, разделся и растянулся на кровати. К счастью, день еще не занимался. Хейре тоже нужна была глухая ночь, утренний свет помешал бы ее зловещей и таинственной работе.

Уже засыпая, я вдруг сообразил, что на кладбище они наверняка заметили мою машину на обочине и все поняли.

Я заснул и видел сны. Когда утром я открыл глаза, передо мной все еще стояли призраки мужчин, живущих на холмах Рифа. Эти люди, войдя в транс, могли есть угли и кактусы. Они не обожествляли боль, подобно мне, она для них просто не существовала.

Я завтракал внизу. Мне подавала сама мадам Тевене, ее сын еще не спускался. Она спросила, буду ли я есть с ними полуденный кускус, и я сказал, что останусь.

Стол накрыли прямо под набитой соломой головой кабана. На скатерти стояло пять приборов: для госпожи Тевене, Патрика, меня, Мустафы и Хейры. Только мы с Патриком пили аперитив.

Мадам Тевене пригласила нас за стол. Хейра подала пастилью, а потом принесла кускус. Я был гостем, и мне первому подвинули блюдо с большой деревянной ложкой. Без малейшего колебания я взял ее, но, прежде чем положить еду на свою тарелку, посмотрел на Хейру. В ее глазах был дерзкий вызов, и я принял его. Ее взгляд обещал скорую смерть — конечно, не ее собственную, в моих глазах было обещание возможной смерти, скорее всего моей, и только моей.

Положив себе кускус, я обернулся к госпоже Тевене. Она перехватила взгляды, которыми мы обменялись, и, как мне показалось, все поняла, она знала и молча соглашалась.

Мы ели кускус. Вдруг Патрик Тевене закашлялся. Кашель стал хриплым, потом затих. Он сказал, что у него болит живот и что боль становится все сильнее. Он согнулся пополам, крича, что не может больше терпеть: как будто внутри него какая-то мерзкая тварь грызет внутренности, собираясь выбраться наружу.

Госпожа Тевене пошла звонить врачу, но во взгляде Хейры я прочел приговор Патрику: «Поздно. Ему уже никто не поможет».

Патрик упал со стула и забился на полу в конвульсиях. Лужица мочи и жидкого кала растекалась у его ног. В комнате стоял сильный запах гнили, Внезапно Патрик перестал биться и замер: он был мертв.

Приехал врач. Хейра подтирала пол возле Патрика. Мы подняли тело и положили его на стол. Врач сказал, что он ничего не может понять: похоже на отравление, но все произошло слишком быстро и непонятно. Он позвонил в полицию и в госпиталь Касабланки и попросил приехать за телом.

Мы сидели в столовой и ждали приезда полиции. Мустафа пытался утешить мадам Тевене, но от какой печали? Она не оплакивала сына, как будто его ужасная смерть была предначертана свыше и совершенно естественна. Хозяйка гостиницы пристально смотрела на голову кабана, потом сказала:

— Мустафа, умоляю тебя, выброси эту дрянь на помойку.

Марокканец взглянул на охотничий трофей:

— Я не могу к нему прикоснуться, я не смею.

— Можешь, можешь. Сделай это для меня… Вон его!

Араб влез на стул, снял голову и отправился на кухню. Мы услышали грохот спущенной в мусоропровод головы, потом Мустафу вырвало прямо на кабанью шерсть.