Дикая вишня - [36]

— Это рагу из дикого риса, которое любила готовить твоя мать. — Он указал на еду. — В детстве ты предпочитала его остальным блюдам. На гамбургеры обращала мало внимания. Всегда тянулась к здоровой пище. Трудно было поверить, что ты — мой ребенок. Я‑то сам питался чем попало.

Сара придвинула к себе тарелку и, исхитрившись, изобразила благодарную улыбку. Отец добавил в рагу кабачки из огорода соседей, и к тому же сбоку на тарелке лежала нашинкованная капуста и порезанные кубиками яблоки.

— Лучше и быть не может. Ты сам‑то не хочешь?

Уильям наморщил нос.

— Ни за что. Я там сообразил себе бутерброд. Сейчас вернусь.

Он возвратился и принялся за сандвич. Вместо гарнира у него была жареная картошка и банка виноградного сока. Сара пила воду из бутылки и любовалась, каким человеком стал Уильям Клауд.

— Папа, я знаю, что ты больше не пьешь. И я горжусь тобой.

— Спасибо. — Он вытер губы. — Это была долгая и мрачная дорога, и я не собираюсь вновь возвращаться на нее.

— Мне надо было остаться. Следовало оказать тебе поддержку, как когда‑то мама.

— Нет. Ты поступила верно. Ты была молода, у тебя впереди была целая жизнь. Я не имел права причинять тебе такое горе, заставлять стыдиться меня и своего происхождения. — Он потянулся за картошкой: его движения были еще аккуратнее, чем слова. — Теперь я каждый день посещаю собрания. Иногда дважды в день, когда соблазн поднимает свою уродливую голову.

— Ты прошел длинный путь. — Сара гордилась, что он ее отец, мужчина, в которого влюбилась когда‑то ее мать. — Адам тоже когда‑то пил, — призналась Сара, чувствуя, что пора довериться отцу. — Но он не брал спиртного в рот уже одиннадцать лет.

Уильям вздрогнул, едва не расплескав сок из банки.

— Странно, что ты с ним сошлась.

— Я научилась ему доверять.

Воцарилась тишина, небо все еще полыхало огненными цветами. Запах лета пропитал воздух, и Сара глубоко вдохнула.

— Я так люблю его, папа.

— Я знаю. — Удерживая тарелку на коленях, Уильям нахмурился, глядя на еду. — Но ты уверена, что он больше не будет пить? У него сейчас трудный период в жизни.

Образ Адама, спящего на полу, вдруг снова возник в сознании Сары, и она задрожала. Разбитое стекло и кровь. Она поняла, как он себя чувствовал. Разбитым и раненым. «Но это вовсе не значит, что он вновь потянется к бутылке», — убеждала себя Сара, и страх пронзил ее грудь, точно ее ударили кинжалом. Но Адам не так прост. Он сильнее искушения.

— Я как‑то ему говорила, что спусковой крючок где‑то там и он еще может сработать, но Адам ответил, что это никогда не случится.

— И ты веришь ему?

Сара кивнула. Любить — значит верить любимому, доверять его словам, его обещаниям.

— Не все, кто когда‑то пил, снова оступаются. — А Адам заслуживал ее поддержки, ее веры в то, что он удержится от выпивки. — Одиннадцать лет — это долгий срок.

— Ты извини, но я обязан был спросить. — Уильям тяжело выдохнул. — Может, нам удастся убедить его остаться здесь. Хорошо, чтобы его окружала семья.

— Я уже пыталась. — Сара взглянула на небо, внезапно поняв, что ей следует сделать. — Ты разговаривал с Синди Янгвулф?

— Нет. Это Маргарет позвонила ей и рассказала об Адаме. И потом пересказала их разговор мне.

— Но у тебя есть номер телефона Синди?

— Да. Он записан в книге, под фамилией ее мужа. А что? Что ты собираешься делать?

— Позвонить ей, — сказала Сара, молясь лишь об одном: чтобы Синди ее выслушала.

Адам смотрел на бутылку, на виски, которое он купил несколько часов назад. Он не сорвал печать, не открыл ее.

Виски стояло на столе как холодный темный соблазн. Адам страшно хотел выпить, но не мог заставить себя сделать первый глоток. Из‑за Сары. Потому что он обещал ей, что никогда больше не обманет ее. А пить за ее спиной было бы самым омерзительным обманом.

Адам взглянул на телефон. Сколько сообщений она оставила? Три? Четыре? Он понял, что должен позвонить ей. Должен сказать Саре правду. Адам набрал номер ее отца, стоя спиной к зеркалу. Всю ночь он избегал смотреть на свое отражение, на образ, от которого его тошнило.

— Привет, — раздался в трубке голос Сары — мягкий, милый и нежный.

— Привет. Это я. — Парень, который теряет самоуважение, лгун и обманщик. Он потянулся за бутылкой, ощутив под пальцами знакомую округлую форму. — Прости, что не позвонил раньше.

— О, Адам. Мне надо так много сказать тебе. Можно я заеду?

— Уже поздно, Сара. Я не хочу, чтобы ты ехала сюда сейчас. — И он не хотел, чтобы она очутилась Ё этой комнате, в номере, где он боролся с желанием напиться. — Я сегодня взял напрокат машину, так что заеду к тебе, ладно?

— Ладно. Я люблю тебя, — сказала Сара.

В горле у Адама застрял комок. Он тоже любил ее. Больше, чем на то у него было права.

— Я приеду как можно скорее.

Ощущая себя неловким и неуклюжим, Адам зашнуровал ботинки, проклиная поврежденную руку. А выпрямившись, заметил, что дрожит.

«Я нервничаю? — спросил у себя Адам. — Или это чисто психологический рецидив? Мысленное напоминание о судорогах и нервозности, сопровождающих пристрастие к алкоголю?»

Вряд ли он когда‑нибудь забудет свои семнадцать лет и страстную жажду… хоть глоток, только бы снять напряжение. И не забудет ту дрожь, от которой даже зубы начинали стучать.