Дикая вишня - [2]

— Да, это так. Вы об этом хотели со мной поговорить?

Он кивнул.

— Я только что обнаружил, что родился в Талеквах и тоже частично чироки. Это звучит странно, но месяц назад я не знал, что усыновлен.

Сара с трудом выдохнула. Он родился в Талеквах? Этот великолепный калифорниец? Неудивительно, что он напомнил ей о доме.

Сара не хотела обсуждать его только что обнаруженные индейские корни, но как она могла встать и уйти после такого личного признания? Она по крайней мере была в состоянии уделить ему немного своего времени. И в конце концов, уже неважно, неуютно она себя чувствовала, обсуждая этот предмет, или нет..

— Вы были усыновлены белой семьей? — поинтересовалась она.

— Вроде того. Мой отец был англичанином, но в маме текла испанская и итальянская кровь. Я всегда полагал, что обязан цветом моей кожи именно ей. Знаете, латинская кровь. Моих родителей не стало, когда я учился в колледже. Они погибли в авиакатастрофе.

— Сожалею, — прошептала Сара. Горе преследовало и ее. Она знала, как оно разрушает душу человека, вонзаясь в нее острыми когтями. А в этот странно тихий момент душа Адама на миг слилась с ее собственной. Они не отводили глаз друг от друга, и в этом было нечто слишком личное.

* * *

Адам не отвечал. Он не мог. Все вокруг него замерло. Больше ничего не было. Никого, кроме женщины, сидевшей напротив него. Он хотел прикоснуться к ней. Сделать невидимую связь между ними более реальной. Пленили ли его глаза Сары? Эти темные, экзотической формы глаза? Или причина заключалась в ее волосах — этой роскошной черной завесе? И ее кожа тоже прекрасна. Чистая и гладкая, цвета соблазна.

Прежде чем воображение завело его еще дальше, Адам моргнул, прогоняя эти мысли, и их взгляды разъединились. Сара взяла свой сок, и Адам почувствовал, что она расстроена. Сближало ли их сейчас одиночество? Чувствовала ли она себя так же одиноко, как и он? В течение месяца все, что устоялось в его жизни, вдруг резко изменилось. Он переехал, поменял работу и теперь вот был поставлен перед фактом своего усыновления.

— Я сохранил некоторые вещи, принадлежавшие моим родителям, — наконец выдавил он. — В основном личные вещи, но там были два ящика с папками из офиса моего отца. Они были заполнены старыми деловыми документами, но я все равно их оставил. — Адам засмотрелся на тонкие, изящные руки Сары, вспоминая шок от своего открытия и то, как дрожали его пальцы, когда он прикасался к этим бумагам. — Я переехал сюда недавно, просто чтобы быть поближе к работе. Но поскольку я все перебирал и упаковывал, мне показалось, что пора разобраться и с этими папками.

— И вы что‑то нашли?

— Да. — Он постарался справиться с болью, проглотить комок, который встал в горле. — Там оказалась бумага из агентства по усыновлению. Она лежала в конверте вместе со старыми налоговыми записями. Наверно, поэтому я не заметил ее раньше. — Голос Адама сорвался, и он снова тяжело выдохнул. — Я обнаружил, что родился в Талеквах, штат Оклахома, y женщины из племени чироки по имени Синтия Янгвулф. — Наклонившись над столом, он постарался поймать взгляд Сары, надеясь на чудо. — Вы не знаете никого с таким именем?

Она покачала головой.

— Талеквах — столица чироки. Там много индейцев, и всех знать невозможно.

Его сердце замерло.

— Я пытался найти мать, но ничего не получилось. Сначала я сверялся с телефонным справочником Оклахомы, а затем поместил несколько частных объявлений в газеты. А после этого внес свое имя в список одного агентства, которое занимается поисками родителей приемных детей.

— Жаль, что я не смогла помочь, — сочувственно отозвалась Сара.

Адам изучал ее лицо. Уязвимая, но гордая. Другие женщины‑чироки были столь же неотразимы?

Как выглядела его мать? И кто был его отец? Они встречались втайне от всех и были слишком молодыми, чтобы вырастить ребенка? У Адама накопилось много вопросов, и только Синтия Янгвулф могла на них ответить. А как насчет его родителей? Тех, которые его воспитали? Почему они не сказали ему, что он приемный сын?

Он не мог сдерживать клубок эмоций, водоворот, который заставил его почувствовать боль и смятение. Почему они лгали ему, притворяясь, что он их биологический сын? У них было так много возможностей рассказать об этом, особенно во время всех этих семейных советов.

Были ли тонкие намеки? Незаметные иносказания? Что‑нибудь, что указывало на истину? «Да, — подумал Адам. — Были».

Адаму тогда едва исполнилось семнадцать, и в крови этого высокого поджарого юноши кипел огонь. А двумя неделями раньше его поймали, когда он стащил бутылку виски из местного магазина.

— Мы подобрали кое‑какую литературу, — заявил отец, в тот вечер сильно разволновавшийся.

Плюхнувшись на кушетку, Адам поднял взгляд на отца. Мать сидела рядом на стуле и нервно крутила кисточку на одной из вышитых ею подушек.

— Литературу?

Рональд Пейдж кивнул, резко дернув головой.

— Об алкоголизме. Ты пристрастился к выпивке, все признаки налицо.

«Все признаки налицо? — изумился тогда Адам. — Так сказано в какой‑то глупой брошюре, на которую наткнулись не в меру заботливые предки?»

— Я не собираюсь сидеть здесь и все это выслушивать. — Адам встал, возвышаясь над отцом на несколько дюймов. — Делаете из мухи слона.