Дикая - [147]
Больше у нас с МТХ ничьей не было. Счет 4:6 не в мою пользу.
Я спала на разложенном брезенте, не желая в эту последнюю ночь прятаться в палатке. И проснулась до рассвета, чтобы наблюдать, как солнце встает над горой Худ. Вот теперь действительно все, думала я. Теперь уже нет пути назад, невозможно остаться. Да и всегда было невозможно. Я долго сидела, глядя, как светлеют небеса и первые солнечные лучи касаются верхушек деревьев. Прикрыла глаза и долго слушала голос Игл-Крик.
Она бежала к реке Колумбия, как и я.
Казалось, последние шесть с половиной километров до маленькой парковки у начала тропы Игл-Крик я проплыла по воздуху, напоенная чистой, неразбавленной эмоцией, которую можно описать только как радость. Миновала почти пустую парковку, прошла мимо туалетов, потом двинулась по другой тропе, которая должна была спустя три километра привести меня в Каскад-Локс. Тропа резко ушла вправо, и передо мной раскинулась река Колумбия, видимая сквозь металлическую ограду, которая отделяла тропу от федерального шоссе 84, шумевшего прямо внизу. Я остановилась, схватилась за ограду и стала смотреть вдаль. Мне казалось чудом то, что я наконец увидела эту реку. Словно новорожденный младенец скользнул наконец в мои ладони после долгих родов. Эти поблескивающие темные воды казались мне прекраснее всего, что я воображала себе на протяжении долгих километров, которые я прошла на пути к ним.
Я могла бы прийти в город до темноты, но хотела увидеть реку и Мост Богов при ярком свете дня.
Я двинулась на восток по роскошному зеленому коридору, ложу давным-давно заброшенного шоссе Колумбия, которое было превращено в тропу. Местами еще были видны пятна бетона, но в основном на дорогу снова предъявили свои права мох на камнях по краям тропы, нависающие над ней деревья и пауки, которые сплетали сети, простиравшиеся на всю ее ширину. Я шла сквозь паутину, чувствуя, как она оседает на моем лице подобно чарам. Слышала шум автомобилей слева, но не видела их: они мчались между рекой и мной — такой обыденный шум, сильный шипящий гул и гудение.
Эти поблескивающие темные воды казались мне прекраснее всего, что я воображала себе на протяжении долгих километров, которые прошла на пути к ним.
Выйдя из леса, я оказалась у Каскад-Локс, который, в отличие от столь многих моих остановок на маршруте, был настоящим городком с населением чуть больше тысячи человек. Было утро пятницы, и я чувствовала, как утреннее пятничное настроение исходит от домов, мимо которых я проходила. Дорога нырнула под шоссе, а потом я стала пробираться по улицам, клацая лыжной палкой по тротуарам, и сердце мое забилось быстрее, когда вдали показался мост. Его элегантные стальные фермы и балки повторяют очертания естественной перемычки, которая была сформирована гигантским оползнем примерно триста лет назад и временно перекрыла течение реки. Местные индейцы назвали эту перемычку Мостом Богов. Рукотворное сооружение, получившее то же имя, выгнулось над рекой на протяжении более 500 метров, соединяя Орегон с Вашингтоном, городки Каскад-Локс и Стивенсон. На орегонской стороне стоит пункт взимания платы за проезд, и когда я дошла до него, женщина, которая там работала, сказала, что я могу пересечь мост бесплатно.
— Я не собираюсь его пересекать, — сказала я. — Я только хочу к нему прикоснуться.
Я шла вдоль обочины дороги, пока не добралась до бетонной опоры моста, приложила к ней ладонь и стала смотреть на течение реки Колумбия, бурлившее подо мной. Это самая крупная река Тихоокеанского Северо-Запада, четвертая по величине в США. Коренные американцы жили на этой реке тысячи лет, питаясь в основном некогда изобильным лососем. Мерриуэзер Льюис и Уильям Кларк проплыли вниз по Колумбии в каноэ во время своей знаменитой экспедиции 1805 года[46]. 190 лет спустя, за два дня до своего двадцать седьмого дня рождения, здесь стояла я.
Я пришла. Я это сделала. Это казалось такой мелочью и одновременно таким великим деянием — как тайна, которую я всегда рассказывала сама себе, хотя до сих пор не понимала ее значения. Я простояла там несколько минут, глядя на проносившиеся мимо легковушки и грузовики, чувствуя, будто вот-вот заплачу — но не заплакала.
Много недель назад я слышала байки о том, что как только доберешься до Каскад-Локс, непременно нужно зайти в уличное кафе East Wind Drive-In и попробовать один из их знаменитых рожков с мороженым. Ради этого я приберегла пару долларов, когда была в Тимберлайн-Лодж. Я рассталась с мостом и пошла по оживленной улице, которая шла параллельно реке и федеральным шоссе. Бо́льшая часть города была втиснута между ними двумя. Было еще утро, и кафе пока не открылось, поэтому я присела на белую деревянную скамейку перед ним, поставив рядом с собой Монстра.
Я простояла там несколько минут, глядя на проносившиеся мимо легковушки и грузовики, чувствуя, будто вот-вот заплачу — но не заплакала.
В этот же день к вечеру я буду в Портленде. До него оставалось всего каких-нибудь 72 километра на запад. Я буду спать на своем старом футоне под крышей. Распакую свои компакт-диски и музыкальный центр и буду слушать любую песню, какую захочу. Надену свое черное кружевное белье и голубые джинсы. Буду поглощать самую восхитительную еду и напитки, которые только можно придумать. Смогу поехать на своем грузовичке, куда только захочу. Включу свой компьютер и буду писать роман. Заберу коробки с книгами, которые привезла с собой из Миннесоты, и продам их на следующий день в букинистический магазин, чтобы иметь кое-какие наличные. Устрою распродажу своих пожитков, чтобы продержаться до тех пор, пока не найду работу. Продам свои платья, и маленький бинокль, и складную пилу и получу за них столько, сколько смогу. Мысль обо всем этом ошеломила меня.
Когда жизнь становится черно-белой, когда нечего терять, нет ни цели, ни будущего, ни желания жить, люди порой решаются на отчаянные поступки. Потеряв мать, разрушив свой брак и связавшись с наркоманом, Шерил дошла до той черты, за которой зияла бездна. Ей нужна была веская причина, чтобы начать новую жизнь, перестать заниматься саморазрушением и попытаться спасти себя. И она в одиночку отправилась в пешее путешествие длиной 1770 км. Поход Шерил был не только трудным, но и опасным. Ей пришлось пройти 27 километров по палящей пустыне лишь с небольшим запасом воды, совершить несколько дневных переходов длиной 30 километров, пройти по узкой тропе, расположенной выше 2 тысяч метров над уровнем моря, взобраться на заснеженную гору с рюкзаком весом 36 килограммов.
Жизнь может быть прекрасной: вы влюбились, получили желанную работу, отправились в увлекательное путешествие. А может быть трудной: вам изменил возлюбленный, вы потеряли близкого человека, не можете оплатить счета. В такие моменты нужен мудрый совет и поддержка настоящего друга. Для сотен тысяч людей таким другом стала Лапочка – анонимный колумнист интернет-издания The Rumpus, а на самом деле знаменитая писательница Шерил Стрэйд, автор бестселлера «Дикая. Опасное путешествие как способ обрести себя». В тяжелые моменты жизни мужчины и женщины обращались к Лапочке с реальной болью, они писали ей о таких интимных вещах, которыми не могли поделиться ни с кем другим.
«В десять часов утра, освеженный приятным чувством, что снова оказался в этом Париже, таком несовершенном, но таком пленительном, так что ни один другой город в мире не может соперничать с ним в праве называться Городом, я отправился к моей дорогой м-м д’Юрфэ, которая встретила меня с распростертыми объятиями. Она мне сказала, что молодой д’Аранда чувствует себя хорошо, и что если я хочу, она пригласит его обедать с нами завтра. Я сказал, что мне это будет приятно, затем заверил ее, что операция, в результате которой она должна возродиться в облике мужчины, будет осуществлена тот час же, как Керилинт, один из трех повелителей розенкрейцеров, выйдет из подземелий инквизиции Лиссабона…».
«– Вчера, – сказала мне она, – вы оставили у меня в руках два портрета моей сестры М. М., венецианки. Я прошу вас оставить их мне в подарок.– Они ваши.– Я благодарна вам за это. Это первая просьба. Второе, что я у вас прошу, это принять мой портрет, который я передам вам завтра.– Это будет, мой дорогой друг, самое ценимое из всех моих сокровищ; но я удивлен, что вы просите об этом как о милости, в то время как это вы делаете мне этим нечто, что я никогда не осмеливался бы вас просить. Как я мог бы заслужить, чтобы вы захотели иметь мой портрет?..».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
«Что касается причины предписания моему дорогому соучастнику покинуть пределы Республики, это не была игра, потому что Государственные инквизиторы располагали множеством средств, когда хотели полностью очистить государство от игроков. Причина его изгнания, однако, была другая, и чрезвычайная.Знатный венецианец из семьи Гритти по прозвищу Сгомбро (Макрель) влюбился в этого человека противоестественным образом и тот, то ли ради смеха, то ли по склонности, не был к нему жесток. Великий вред состоял в том, что эта монструозная любовь проявлялась публично.
Отец Бернардо — итальянский священник, который в эпоху перестройки по зову Господа приехал в нашу страну, стоял у истоков семинарии и шесть лет был ее ректором, закончил жизненный путь в 2002 г. в Казахстане. Эта книга — его воспоминания, а также свидетельства людей, лично знавших его по служению в Италии и в России.
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.