Дикая - [148]
— Мы вас ждем! — позвала меня женщина, просовывая голову через окошко, выходящее на переднее крыльцо кафе.
Я заказала стаканчик с шоколадно-ванильным мороженым. Минуту спустя она протянула его мне и забрала мои два доллара, дав две десятицентовые монетки сдачи. Это были последние деньги, которые у меня оставались. Двадцать центов. Я снова уселась на белую скамейку и съела мороженое до последней крошки, а потом снова стала смотреть на машины. Я была в этом кафе единственной посетительницей, пока рядом не притормозил BMW, из которого вышел молодой мужчина в деловом костюме.
— Здравствуйте, — сказал он мне, проходя мимо. Он был примерно моего возраста, волосы причесаны и убраны гелем назад, туфли без единого пятнышка. Получив свое мороженое, он вернулся и встал рядом со мной.
— Похоже, вы только что из похода?
— Да. С Маршрута Тихоокеанского хребта. Я прошагала больше 1770 километров! — сказала я, слишком взволнованная, чтобы сдерживаться. — И закончила свой поход только сегодня утром.
— Правда?
Я кивнула и рассмеялась.
— Это невероятно! Я всегда хотел сделать что-нибудь такое. Предпринять большое путешествие.
— Вы можете это сделать. Оно того стоит. Поверьте мне, если уж я смогла это сделать, то сможет кто угодно.
— Я не могу взять такой длительный отпуск — я поверенный, — сказал он. Он бросил недоеденный остаток мороженого в мусорную корзину и вытер руки салфеткой. — А куда вы направляетесь сейчас?
— В Портленд. Я собираюсь какое-то время пожить там.
— Я тоже там живу. Как раз сейчас туда еду. Если хотите, подвезу. С удовольствием подброшу вас в любое место, в какое скажете.
— Спасибо, — сказала я. — Но я хотела бы немного побыть здесь. Просто чтобы осмыслить все это.
Он вытащил из бумажника визитку и протянул ее мне.
— Позвоните мне, когда устроитесь. Я бы с удовольствием повел вас обедать и послушал о вашем путешествии.
— Ладно, — сказала я, глядя на карточку. Она была белая с голубым, с витиеватыми буквами — диковинка из иного мира.
— Для меня было большой честью встретиться с вами в этот памятный момент, — сказал он.
— Мне тоже приятно с вами познакомиться, — сказала я, пожимая ему руку.
Когда он уехал, я запрокинула голову, закрыла глаза и подставила лицо солнцу. Слезы, которых я ожидала раньше, на мосту, наполнили мои глаза. «Спасибо, — думала я снова и снова. — Спасибо». Не только за этот долгий путь, но и за все, что, как я чувствовала, наконец собиралось внутри меня. За все, чему научила меня тропа. За все, чего я еще не знала, хотя чувствовала, что оно уже зреет внутри меня.
И то, что я больше никогда не увижу мужчину из BMW, но через четыре года перейду через Мост Богов с другим мужчиной и выйду за него замуж в месте, которое почти видно оттуда, где я сейчас сидела. И что через девять лет у этого мужчины и у меня появится сын, которого мы назовем Карвером, а спустя еще полтора года — дочь по имени Бобби. Что через пятнадцать лет я приведу свою семью на эту самую белую скамейку, и мы вчетвером будем есть мороженое. А я буду рассказывать им историю о том времени, как впервые пришла сюда, закончив поход по длинной тропе, которая называлась Маршрутом Тихоокеанского хребта. И только тогда значение моего похода развернется внутри меня; та тайна, которую я всегда себе рассказывала, наконец раскроется.
И приведет меня к этому повествованию.
Я не знала тогда, как потянусь сквозь годы и стану искать — и находить — некоторых людей, с которыми познакомилась на маршруте. Как я буду искать — и не находить — других. Как однажды наткнусь на то, чего совсем не ожидала — на некролог. Некролог Дуга. Спустя девять лет после того, как мы распрощались на МТХ, он погиб — разбился в Новой Зеландии, летая на дельтаплане. И как потом, оплакав «золотого мальчика», я пойду в самый дальний угол своего подвала, к тому месту, где висел на паре ржавых гвоздей Монстр. И буду смотреть на подаренное мне Дугом воронье перо, сломанное и растрепанное, но по-прежнему висящее там — прикрепленное к раме моего рюкзака, куда я поместила его много лет назад.
«Спасибо», — думала я. Не только за этот долгий путь, но и за все, чему научила меня тропа. За все, чего я еще не знала, хотя чувствовала, что оно уже зреет внутри меня.
Всего этого я не знала, сидя на белой скамейке в тот день, когда закончила свой поход. Не знала ничего, кроме того факта, что я и не обязана знать. Что достаточно верить: я сделала это. Понимать значение этого, даже не будучи способной сказать точно, в чем оно состоит, — как и значение всех тех строчек из «Мечты об общем языке», которые звенели в моих мыслях дни и ночи. Верить, что мне больше не нужно тянуться за рыбой голыми руками. Знать, что просто видеть эту рыбу под поверхностью воды — уже достаточно. Что это и есть — всё. Это и есть моя жизнь — как и все жизни, таинственная, невозвратная и священная. Такая близкая, такая настоящая, такая моя.
И как это потрясающе — позволить ей быть.
Благодарности
Миигвеч — это слово из языка оджибве я часто слышала, пока росла в Миннесоте, и чувствую, что должна употребить его здесь. Оно означает «спасибо», но не только. Его значение пропитано смирением, так же как и благодарностью. Это то, что я чувствую, когда хочу поблагодарить всех людей, которые помогали мне создавать эту книгу: смирение и благодарность.
Когда жизнь становится черно-белой, когда нечего терять, нет ни цели, ни будущего, ни желания жить, люди порой решаются на отчаянные поступки. Потеряв мать, разрушив свой брак и связавшись с наркоманом, Шерил дошла до той черты, за которой зияла бездна. Ей нужна была веская причина, чтобы начать новую жизнь, перестать заниматься саморазрушением и попытаться спасти себя. И она в одиночку отправилась в пешее путешествие длиной 1770 км. Поход Шерил был не только трудным, но и опасным. Ей пришлось пройти 27 километров по палящей пустыне лишь с небольшим запасом воды, совершить несколько дневных переходов длиной 30 километров, пройти по узкой тропе, расположенной выше 2 тысяч метров над уровнем моря, взобраться на заснеженную гору с рюкзаком весом 36 килограммов.
Жизнь может быть прекрасной: вы влюбились, получили желанную работу, отправились в увлекательное путешествие. А может быть трудной: вам изменил возлюбленный, вы потеряли близкого человека, не можете оплатить счета. В такие моменты нужен мудрый совет и поддержка настоящего друга. Для сотен тысяч людей таким другом стала Лапочка – анонимный колумнист интернет-издания The Rumpus, а на самом деле знаменитая писательница Шерил Стрэйд, автор бестселлера «Дикая. Опасное путешествие как способ обрести себя». В тяжелые моменты жизни мужчины и женщины обращались к Лапочке с реальной болью, они писали ей о таких интимных вещах, которыми не могли поделиться ни с кем другим.
«В десять часов утра, освеженный приятным чувством, что снова оказался в этом Париже, таком несовершенном, но таком пленительном, так что ни один другой город в мире не может соперничать с ним в праве называться Городом, я отправился к моей дорогой м-м д’Юрфэ, которая встретила меня с распростертыми объятиями. Она мне сказала, что молодой д’Аранда чувствует себя хорошо, и что если я хочу, она пригласит его обедать с нами завтра. Я сказал, что мне это будет приятно, затем заверил ее, что операция, в результате которой она должна возродиться в облике мужчины, будет осуществлена тот час же, как Керилинт, один из трех повелителей розенкрейцеров, выйдет из подземелий инквизиции Лиссабона…».
«– Вчера, – сказала мне она, – вы оставили у меня в руках два портрета моей сестры М. М., венецианки. Я прошу вас оставить их мне в подарок.– Они ваши.– Я благодарна вам за это. Это первая просьба. Второе, что я у вас прошу, это принять мой портрет, который я передам вам завтра.– Это будет, мой дорогой друг, самое ценимое из всех моих сокровищ; но я удивлен, что вы просите об этом как о милости, в то время как это вы делаете мне этим нечто, что я никогда не осмеливался бы вас просить. Как я мог бы заслужить, чтобы вы захотели иметь мой портрет?..».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
«Что касается причины предписания моему дорогому соучастнику покинуть пределы Республики, это не была игра, потому что Государственные инквизиторы располагали множеством средств, когда хотели полностью очистить государство от игроков. Причина его изгнания, однако, была другая, и чрезвычайная.Знатный венецианец из семьи Гритти по прозвищу Сгомбро (Макрель) влюбился в этого человека противоестественным образом и тот, то ли ради смеха, то ли по склонности, не был к нему жесток. Великий вред состоял в том, что эта монструозная любовь проявлялась публично.
Отец Бернардо — итальянский священник, который в эпоху перестройки по зову Господа приехал в нашу страну, стоял у истоков семинарии и шесть лет был ее ректором, закончил жизненный путь в 2002 г. в Казахстане. Эта книга — его воспоминания, а также свидетельства людей, лично знавших его по служению в Италии и в России.
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.