Дикая - [115]

Смерть Гарсии казалась величественным событием, словно это был конец не просто какого-то момента, но целой эпохи, которая длилась всю мою жизнь.

— Эй! — воскликнула я с удивлением, проходя мимо молчаливого мужчины, который сидел в кабине грузовичка, притормозившего рядом с нами на Тоуд-лейк, где мы со Стейси искали Радужную Встречу. Но он ответил равнодушным кивком, похоже, не вспомнив меня.

Я добралась до почты и, толкнув дверь, вошла внутрь, ухмыляясь от предвкушения, но когда назвала женщине, стоявшей за прилавком, свое имя, она вернулась всего лишь с маленьким пухлым конвертом, адресованным мне. Никакой коробки. Никакой коробки внутри другой коробки. Никаких джинсов, кружевного лифчика или двухсот пятидесяти долларов в дорожных чеках, никакой еды, которая нужна была мне, чтобы дойти до следующей остановки в национальном парке Кратерного озера.

— Но для меня должна быть коробка, — сказала я, держа в руках конверт.

— Вам придется зайти еще раз, завтра, — нимало не смутившись, сказала женщина.

— Вы уверены? — заикаясь, пробормотала я. — Я имею в виду… она точно должна быть здесь.

Женщина лишь покачала головой без всякого сочувствия. Ей было на меня ровным счетом наплевать. Я была для нее грязной, вонючей девчонкой-радикалкой с нижнего Тихоокеанского Северо-Запада.

— Следующий, — скомандовала она, махнув рукой мужчине, стоявшему в очереди ближе всех.

Я вывалилась на улицу, полуослепшая от паники и ярости. Я была в Эшленде, в Орегоне, и у меня было всего два доллара двадцать девять центов! Мне нужно было заплатить за комнату в хостеле в ту ночь. Мне нужна была еда, прежде чем я смогу пойти дальше. Но больше всего остального — после шестидесяти дней ходьбы под весом рюкзака, после сухого пайка, который на вкус был похож на подогретый картон, после полного отсутствия контакта с людьми в течение недель, после подъемов и спусков по горам, после ошеломительной смены температур и пейзажей — мне нужно было, чтобы все было просто. Хотя бы несколько дней. Пожалуйста!

Я дошла до ближайшего таксофона, стащила с себя Монстра и поставила его на пол, потом закрылась в телефонной кабинке. Оказаться внутри было необыкновенно приятно, мне даже не хотелось выходить из этой крохотной прозрачной комнатушки. Я взглянула на пухлый конверт, который держала в руках. Это было письмо от моей подруги Лоры из Миннеаполиса. Я вскрыла конверт и вытащила его содержимое: письмо, в которое было завернуто ожерелье, она сделала его для меня в честь моего нового имени. Оно было набрано из серебряных кубиков с буквами, на цепочке из шариков-звеньев. С первого взгляда мне показалось, что там написано starved, а не strayed[37] потому что буква Y немного отличалась от остальных — она была толще, короче и отпечатана другим шрифтом, — и воображение машинально сложило буквы в другое знакомое слово. Я надела ожерелье и вгляделась в искаженное отражение своей груди в блестящей металлической поверхности телефонного диска. Новое украшение повисло под тем, которое я носила с самого Кеннеди-Медоуз — с сережкой из бирюзы и серебра, некогда принадлежавшей моей матери.

Я сняла телефонную трубку и попыталась дозвониться Лизе, но ответа не было.

Совершенно несчастная, я побрела по улицам, изо всех сил стараясь ничего не хотеть. Ни обеда, ни маффинов, ни пирожков, которые красовались в витринах магазинов, ни кофе латте в бумажных стаканчиках, которое держали туристы в своих безупречно чистых руках. Я дошла до хостела, чтобы выяснить, не удастся ли найти Стейси. Ее нет, сказал мне мужчина на рецепции, но она вернется попозже — она уже зарегистрировалась на ночь.

— Вы тоже хотите зарегистрироваться? — спросил он, но я лишь покачала головой.

Я дошла до кооператива натуральных продуктов, перед которым радикальная молодежь с Северо-Запада устроила себе нечто вроде дневного лагеря, собираясь на травке и на обочинах. Почти сразу же я заметила еще одного из компании, которого видела на Тоуд-лейк, — мужчину с повязкой на голове, вожака этой группы, который, подобно Джимми Хендриксу, называл всех «крошками». Он сидел на тротуаре возле входа в магазин, держа в руках маленькую картонку с нацарапанной на ней маркером просьбой о деньгах. Перед ним стояла пустая банка от кофе, на дне которой скопилась горстка мелочи.

— Привет, — сказала я, останавливаясь перед ним, радуясь, что вижу знакомое лицо, пусть даже и такое. Он по-прежнему был в той же самой странной повязке.

— Привет, — без выражения ответил он, явно не узнавая меня. Денег он у меня не попросил. Очевидно, по мне сразу было ясно, что их у меня нет. — Путешествуешь тут? — спросил он.

— Я иду по Маршруту Тихоокеанского хребта, — сказала я, чтобы подстегнуть его память.

Он кивнул без малейшего признака узнавания.

— Многие сюда съезжаются на праздники в честь Джерри.

— А что, будут какие-то праздники? — спросила я.

— Сегодня вечером кое-что намечается.

Я хотела поинтересоваться, устроил ли он мини-Встречу Племен Радуги у Кратерного озера, как хотел, но не стала.

— Счастливо, — пробормотала я и пошла прочь.

Я вошла в кооперативный магазин, и прикосновение кондиционированного воздуха к моим обнаженным конечностям показалось таким странным! Мне случалось бывать в круглосуточных мини-маркетах и небольших, ориентированных на туристов магазинах в ходе нескольких моих остановок вдоль МТХ, сделанных для пополнения припасов, но еще ни разу с начала моего путешествия я не видела такого магазина, как этот. Я бродила взад-вперед по рядам, глядя на все вещи, которых не могла себе позволить, ошеломленная их бесстыдным изобилием. Как такое могло быть, что я когда-то воспринимала все это как нечто само собой разумеющееся?! Банки с соленьями и багеты, настолько свежие, что их упаковывали в бумажные пакеты; бутылки с апельсиновым соком и картонные упаковки с сорбетом, а самое главное — овощи и фрукты, настолько яркие в своих корзинах, что едва не ослепили меня. Я медлила там, принюхиваясь — к помидорам и кочанчикам салата, к нектаринам и лаймам. Единственное, на что меня хватало, — это удержаться и не сунуть что-нибудь в карман.