Дикая слива - [77]

— Где ты взял этого ребенка?!

— Купил на базаре в Кантоне у каких-то стариков. Они сказали, что рыбаки нашли мальчика в лодке. Он был завернут в эти тряпки, и я решил, что его родители были богаты, а значит…

— Это мой сын!

По его лицу текли слезы, и хотя многие подумали, что это вызвано едким дымом костра, Цай обо всем догадался.

— Так ты… Я должен был понять раньше, — сказал он и надолго замолчал, а потом обронил: — Я продам тебе ребенка, но ты должен уйти. Мы бедные бесправные люди, и это слишком опасно для нас.

— Я понимаю.

Все это время Мэй сидела едва дыша, прижав к себе теплое тельце внезапно воскресшего сына Сугар. Кун ничего не сказал, лишь протянул к ней руки, и она улыбнулась сквозь слезы.

— Теперь мы точно знаем, кто из них Айсин, а кто — Ан.

Так Кун и Мэй вновь оказались одни на дороге, более уязвимые, чем прежде, хотя и вдвойне счастливые.

Туман над высоченными горами напоминал медленно плывущий по небу дым, сосны тянулись вверх, как огромные стрелы. Иногда вдали виднелась россыпь лачуг, но постепенно деревень попадалось все меньше и меньше.

Кун стремился уйти в малонаселенные области гор, туда, куда не протянулись сети всеобщего надзора: только в таких местах они смогли бы укрыться.

Хотя они взяли с собой довольно много еды, запасы быстро подошли к концу. И Кун, и Мэй, и мальчики измучились и устали. Дети капризничали, ноги взрослых были сбиты в кровь, руки и лица и тех и других искусаны насекомыми.

Дорога становилась все уже, она то поднималась вверх, то резко спускалась в глубокое ущелье, на дне которого текла река. Тропа все больше зарастала папоротником и травой, земля вокруг постепенно принимала первозданный вид, и теперь путникам грозила опасность заблудиться и погибнуть от голода или от зубов хищных зверей.

Они шли по лесу, окутанному туманом так густо, что были видны только черные стволы, а кроны деревьев исчезали в дымчатом мареве. Под ногами мягко пружинила сеть из травы, мха и переплетенных корней. Кун понятия не имел, как отсюда выбраться. Тропа давно исчезла; они очутились в дикой местности, где не было ни души.

Он остановился, чтобы вытереть пот со лба, как вдруг заметил человека, который шел навстречу, и замер, невольно задавая себе вопрос, не порождение ли он тумана, стелившегося по траве и обвивавшего стволы подобно призрачным змеям.

Человек тоже остановился и с удивлением смотрел на путников из-под широкополой шляпы. Он был одет в широкую куртку, мешковатые штаны, передник из промасленной ткани и держал в руках посох и топор.

— Послушайте! — Кун почувствовал, что в горле пересохло. — Мы заблудились и обессилели. Если поблизости есть жилье, отведите нас туда.

Человек ничего не сказал, лишь повернулся и зашагал обратно. Приняв это за согласие, Кун и Мэй побрели следом.

Он привел их на небольшую поляну, где стояло несколько хижин. Навстречу вышел мужчина, судя по виду — главный. Окинув путников внимательным взглядом, он позвал их за собой.

В хижине пахло какими-то травами, землей и дымом. С потолка на веревках свешивались пучки корней и шкурки маленьких зверьков.

Мужчина протянул Куну чашку с горьковатым, но свежим настоем, а когда тот напился, присел перед ним на корточки и сказал:

— Меня зовут И-фу, я здесь старший и хочу знать, как вы здесь очутились и что вам нужно. Лучше скажи правду: люди с нечистой душой у нас не задерживаются.

Кун был так измучен, что рассказал все без утайки.

— Хорошо, что во всем признался, — одобрил старший. — Рано или поздно правда все равно выплыла бы наружу.

— А кто вы? — в свою очередь спросил Кун.

— Искатели банчуя[16], корня жизни.

— Нам надо где-то спрятаться, — сказал Кун.

— Лес — надежное убежище. Мы вас не выдадим. В ближайшую деревню не ходите, там есть староста и жадные люди. Оставайтесь здесь. Дети не помеха, а вот женщина — это плохо. Если она дотронется до инструментов, с помощью которых мы ищем корень, они придут в негодность.

— Я не буду трогать инструменты, — прошептала Мэй. — Я стану стирать одежду и готовить еду.

Прошло несколько месяцев. Жизнь в лесу была одновременна сложной и простой. Бывший сын маньчжурского князя постигал новое ремесло. У Куна не было опыта жизни в окружении дикой природы, но он был внимателен, терпелив и умел постигать суть вещей.

Корень жизни встречался редко, его поиски были сопряжены с множеством ритуалов. Так, палочка-копалка непременно должна быть сделана из кости изюбра, а нож — из рога косули. К посоху привязывался красный шнур со старинными монетами, которые звенели при каждом шаге.

Обычно банчуй добывали артелью: в одиночку в тайге легко заблудиться и пропасть. Выходили рано утром, сразу после еды и молитвы, и шли гуськом по склону сопки в строго определенном порядке, терпеливо прочесывая склоны.

Искать женьшень надлежало с чистой душой и хорошими мыслями, иначе в момент выкапывания корень мог уйти в землю, оставив вместо себя лишь пустую оболочку. Главной мечтой каждого искателя было найти самый старый, шестилистный банчуй, который ценился на вес золота.

Иногда артельщики уходили в деревню за продуктами и чтобы продать собранные корни, но Кун всегда оставался в лесу. Очень скоро он понял, что прорва забот и работы не оставляет места для переживаний, какие терзали его совсем недавно.