Дикая роза - [7]

– Ну-ка, Ред, двинули, – пробормотал он, трогая с места своего большого чалого коня легким толчком левого колена, – но только не торопись.

Он расправил плечи, положил руку на седельный чехол с торчащей из него винтовкой и пустил лошадь медленным, размеренным шагом. Если ему только удастся скрыть от этих чертовых индейцев, насколько он болен, то у него, может быть, все-таки останется шанс добраться до агентства.

Молодой Бык сидел понурившись над огнем и старался не обращать внимания на хныканье Маленького Койота, его двухлетнего сына, и на укоризненные взгляды Маленькой Руки, матери малыша. Напротив него, с другой стороны от огня, его младшая жена Утренняя Заря варила в воде сухую траву и кору мескитового дерева. Наконец, не выдержав, он встал и протянул руку за винтовкой. Несмотря на пронизывающий холод, он должен пойти и добыть для них пищу, пусть даже и придется для этого украсть корову из агентства. Если потом за ним придут солдаты, то по крайней мере он будет знать, что не сидел сложа руки.

Не успел Молодой Бык зарядить винтовку, как в его типи вбежал мальчишка и, задыхаясь, выкрикнул:

– Тейяно![3]

Держа в руке винтовку, вождь вышел из типи и увидел приближающуюся через завесу кружащегося снега одинокую фигуру всадника. Это был белый в надвинутой низко на лоб потрепанной кожаной шляпе, в толстой куртке из шкуры, в штанах из оленьей кожи и в видавших виды коричневых ботинках. Когда он подъехал ближе, вождь, узнав его, почувствовал, как у него напряглись челюсти. Перед ним был сам Тондехвахка![4]

Ему когда-то довелось оказаться лицом к лицу с этим тейяно и пятью другими сидевшими в засаде белыми, и этого Молодому Быку хватило, чтобы запомнить его на всю жизнь. Когда короткая стычка закончилась, все рейнджеры были живы, но девять команчей лежали мертвые, а еще четверо были ранены настолько серьезно, что Молодому Быку пришлось оставить тропу войны и отступить к берегам Льяно, где он мог чувствовать себя в безопасности.

Из своей палатки позади Молодого Быка вышел, воинственно размахивая ружьем, Толстый Лось. Вождь схватил его за руку и силой заставил опустить ружье, лаконично заметив, что убить в резервации рейнджера – это все равно что зазвать к себе солдат. Второй индеец разочарованно пробормотал, что Молодой Бык ведет себя, как древняя старуха, и не способен больше вести за собой воинов. Но его голос потонул в криках не согласных с ним индейцев.

– Это из-за него мы голодаем, как беспомощные дети, – разгневанно ответил им Толстый Лось. – Ради нас всех он должен был убить эту белую женщину на том самом месте, где нашел ее, но он не сделал этого, он привел ее к нам жить, а вместе с ней и злого духа, приносящего нам несчастья. Кто из вас скажет, что это не так? До того как пришла Далеко Бредущая Женщина, здесь было много бизонов, и никто из нашего племени пенетака не был голодным, а сейчас они почти все исчезли, и все мы умираем с голоду! А куда подевались олени? Антилопы? Кроликов и тех не осталось! Так вот, они все сбежали из-за этой женщины! Дух, который сидит в ней, должен уйти, иначе мы все погибнем!

– Ты бы и сам мог убить ее, но твое колдовство оказалось недостаточно сильным, и ты испугался ее, – напомнил ему Молодой Бык и, с задумчивым видом потирая подбородок, добавил, как бы размышляя вслух: – Зато теперь, когда Меткий Стрелок заберет ее к своим, Хейуорт даст нам еду.

Хэп обвел взглядом шеренгу внезапно примолкших мрачнолицых команчей и подумал, что, кажется, влип в скверную историю. Маленький мальчик в изорванной набедренной повязке и потрепанных гамашах, ребра которого торчали наружу над вздувшимся животом, вдруг злобно выпалил:

– Тейяно!

Стоящая рядом женщина поспешила спрятать малыша за спину, прошептав при этом: «Тондехвахка» таким тоном, как если бы Хэп явился к ним прямо из ада. Что ж, они хорошо знали, кто он такой, и особого восторга при его появлении не испытывали.

Сейчас он был настолько слаб, что не смог бы справиться и с мухой, но прекрасно понимал, что не должен показывать это. Ему надлежало вести себя так, как будто он оказался здесь не случайно. Увидев перед собой очень рослого, некрасивого индейца, он поднял в знак приветствия левую руку:

– Мое почтение. Я – Уокер, Хэп Уокер.

Индеец с гордостью постучал себя в грудь:

– Моя – Молодой Бык, очень даже большая вождь.

Говоря на ломаном языке и помогая себе жестами, он тут же принялся, насколько мог уразуметь Хэп, горько жаловаться, то и дело ударяя для выразительности кулаком по ладони:

– Люди приходить, говорить – мирно жить. Нет еда, нет табак, нет… – Он остановился, подыскивая нужное слово, затем добавил: – Ничего нет.

Он в гневе возвысил голос и угрожающе заключил:

– Для Молодой Бык – нет еда, нет мир!

– Ну, знаешь, ты не по адресу обратился, – возразил Хэп, не совсем уяснив, в чем суть жалобы индейца. – Поговори лучше с Хейуортом.

– Хейуорт! – фыркнул индеец. – Она говорить: нет еда! Смотри, – требовательно произнес он, указывая на истощенного ребенка. – Люди приходить, говорить, – мирно жить, но не приносить еда.

Вождь некоторое время быстро жестикулировал, затем напористо продолжал: