Дикая Охота - [28]

Помотав головой, Кобылин отлепился от машины и сделал шаг к дороге. Потом еще один. В правой руке он сжимал дробовик, в котором оставалось три патрона с серебряной картечью. В левой — тяжелый рюкзак, которым можно сбить с ног любого, кто ходит на двух ногах. Это судьба. От нее не сбежишь на дачу, не возьмешь отгул, не уедешь в отпуск.

Кобылин чуть присел и мягко, по-кошачьи, зашагал по дороге к большому дому, над которым вился белый дымок.

* * *

Идти по главной дороге оказалось не так сложно, как пробираться по сугробам в лесу — под ногами чувствовались крепкие бетонные плиты, не так уж сильно засыпанные снегом. Пройдя сотню метров, Кобылин забросил рюкзак за плечи и пошел быстрее, настороженно поглядывая по сторонам.

Дачный поселок спал глубоким зимним сном, одноэтажные домики, засыпанные снегом, выглядели мирными и опустевшими. На месте огородов виднелись белые поля нетронутого снега, из которых айсбергами торчали остовы парников. Ледяная пелена ложилась на стылую землю белыми волнами, превращая поля в подобие песчаных дюн, безмолвных, пустых.

Эта мертвенная неподвижность, эта тишина и пугала охотника больше всего. Кобылину, привыкшему к неумолкаемому городскому шуму, стало не по себе. Он давно уже не нервничал на охоте, повидал достаточно, чтобы перестать удивляться и дергаться при каждом подозрительном звуке. Но это белое безмолвие, дышащее лютым зимним холодом, действовало ему на нервы.

Алексей приноровился наконец к глубокому снегу, перестал обращать внимание на промокшие до колен джинсы и минут за пять добрался до конца основной дороги. Прямо перед охотником, в конце дороги, высился огромный коттедж из красного кирпича, с остроконечной крышей, с печными трубами, над которыми курился легкий дымок. Самое большое здание в поселке было надежно укрыто от окружающего мира высоким кирпичным же забором, в котором виднелись массивные железные ворота.

Кобылин оглянулся, приметив, что очутился на небольшом перекрестке. Прямо от его ног налево уходил съезд с главной дороги, ведущий к паре небольших домиков, скрытых за щуплыми деревянными заборчиками. Маленькая дорожка, уходящая направо, вела к еще одному дому — деревянному, двухэтажному творению советских дизайнеров, что прятался за чахлой рощицей яблонь, так и не набравших силу.

Охотник оглянулся. За ним, к самому выезду, тянулась взрыхленная полоса — его собственные следы. Впереди, до самых ворот особняка, тянулось снежное нетронутое полотно. За особняком виднелась заросшая кустарником вырубка, уходящая дальше в лес, следуя за линией высоковольтки.

Застыв, Кобылин снова огляделся, окинув внимательным взглядом оба съезда. Идти вперед не хотелось. Нетронутая снежная целина неприятно напоминала охотнику о минном поле. Черт его знает, что там может быть, подумал Алексей и тут же устыдился. Какое, к псам, минное поле в занюханном дачном поселке? Надо просто подойти и разобраться, что тут происходит.

И все же, делая шаг вперед, на перекресток, он невольно присел, пробуя ногой ноздреватый снег. Нащупав опору, перенес вес на переднюю ногу, потом шагнул снова, и еще раз, и еще…

Заметив краем глаза движение справа, Кобылин не раздумывая повернулся всем телом, вскидывая дробовик. И замер. Там, на дороге, ведущей к домику в яблонях, что-то шевельнулось.

В снегу, прямо на ровном месте, вспух сугроб. Ноздреватый снег подрагивал, трясся, сыпля снежинками, словно из него пыталось вылезти что-то размером с собаку. Алексей без трепета взял бугорок на прицел. Стрелять не стал — для дробовика слишком далеко, серебряная картечь уйдет в «молоко». Лишь бросил быстрый взгляд на дорожку, ведущую к дому, — нет ли новых целей.

Сугроб рванулся вперед и бодро покатился по заснеженной дорожке к охотнику, разбрасывая белые комья, оставляя за собой колею. Кобылин не дрогнул, лишь чуть опустил ствол, корректируя прицел. Сугроб катился к нему — не быстро, но уверенно, словно какая-то тварь ползла под снежным покровом. У Кобылина не было и тени сомнений в том, что теплого приветствия ожидать не стоит. Возможно, и был шанс, что неведомая штуковина просто хочет пообщаться, но припомнив труп в «жигуленке» Гриши, Кобылин решил, что этот шанс слишком мал.

Когда до странно подвижного сугроба остался десяток шагов, Алексей нажал на спуск. Выстрел дробовика раскатом грома разорвал звенящую тишину, нависшую над поселком. Серебряная картечь ударила в сугроб, выбив из него фонтан белого снега, и в тот же миг неведомая тварь рванулась вперед, ускоряя бег и увеличиваясь в размерах, как снежный ком, катящийся с горы.

Кобылин развернулся и прыгнул. Даже не передернул затвор дробовика, не вскрикнул — просто рванул с места и огромными прыжками помчался по заснеженной дороге к маленькому домику с остроконечной крышей, что больше напоминал сарай. Он уже ни о чем не думал и ничего не прикидывал — рвал во все лопатки прочь от неведомой твари, как подсказывал ему инстинкт.

Хватая ледяной воздух открытым ртом, Алекс прыгал с ноги на ногу, как спортсмен, готовящийся к прыжку в длину. Проваливался по колено в снег, спотыкался, но тут же наверстывал упущенное, даже и не думая оглядываться. Со спины тугой волной накатывал холод — страшный обжигающий холод, который Кобылин почувствовал в тот миг, когда сугроб рванулся ему навстречу. От него не было защиты, его нельзя было застрелить или зарезать, от него можно было только бежать. И он бежал.