Дикая кровь - [47]

К полуночи буран вновь взбесился, попричитал и совсем стих, проглянула стылая, в радужных кольцах, полная луна. Теперь можно было ехать в город. Хозяин вызвался проводить гостей, показать им самую короткую дорогу, по которой он ездит на Красный Яр. Курта приглашал Куземку и Артюшку приезжать к нему еще, есть арака, есть айран. А голос Курты между тем звучал трусливо и отчужденно.

12

В улусе Ишея все было, как во времена знаменитых праздников, только большого веселья не было да князцы и приехавшие с ними «лучшие» улусные люди ни днем ни ночью не снимали тяжелых панцирей и стальных шлемов-периков, не расседлывали пасшихся на приколе гривастых коней. У кургана, что вплотную прижимался к реке, воины стреляли по травяным целям, похвалялись скакунами, перед юртой начального князя разыгрывали поединки, стараясь палками выбить друг друга из седла. Старики, бывшие во многих походах, показывали, как ходить на приступ, если противник устраивает засеки в тайге или в горах.

За суетой в киргизском улусе неотступно наблюдал все понимающий бог Кудай. Он пристально смотрел с мягкой вершины огромной тучи и хвалил воинов за удивительную быстроту и ловкость. Но Кудай знал, что мудрость намного выше силы меча, а самая высокая мудрость — песня, она укрепляет боевой дух воинов, напоминая им о славных победах предков, возвеличивая киргизов, которым обязана степь объединением народа и своим теперешним могуществом.

Впрочем, Кудай знал и другое, что князцы родов и улусов живут сами по себе, кому как удобнее и выгоднее. И прежней силы у народа, о которой в песнях рассказывали старые певцы, уже не было. Лишь перед лицом общей смертельной опасности улусы собирались в кулак, но и здесь зачастую вспыхивали и разгорались межродовые жестокие споры. Много ума и мудрой рассудительности нужно иметь Ишею, чтобы примирять строптивых князцов, гасить пламя, которое грозится стать палом и выжечь всю степь.

В улусе, поглядывая по сторонам, ждали седобородого Торгая. И когда он приехал, молодежь шумно и с почтением кинулась к нему, помогла сойти с вислоухого игрушечного конька, приняв от хайджи семиструнный чатхан как дорогой хрупкий сосуд. Уставшему в пути Торгаю со всех сторон подавали деревянные ковши и берестяные чаши с айраном, восторженно восклицали, предвкушая необыкновенную прелесть его дивных песен:

— О Торгай! О сладкоголосый Торгай!

Весь улус готов был слушать известного в степи певца. А Торгай, слегка сгорбившись, сидел на длинношерстной волчьей шкуре в высоких подушках, как самый достойный князь из князей, и молча думал о Киргизской земле, что вольно разметалась по Енисею и Абакану, по Ербе и Нине, по Урюпу и Июсам. Он любил эту прекрасную землю, желал ей вечного спокойствия, а ее народу много быстрых коней и жирных овец. Да пусть отец родит сына, а мать дочь, чтобы не исчезли населяющие степь племена.

Еще некоторое время Торгай продолжал сосредоточенно молчать, но его семиструнный чатхан уже пробовал голос и брал разбег. И люди явственно слышали, как твердую грудь земли секут копыта богатырского коня, как прыгает конь через горы и через бешеные реки. И ржет он звонко и призывно, и ему певуче отвечают кремнистые ущелья и древние курганы:

До боли близкие степи

Под ногами бело-игреневого коня,

Кружа, остаются.

До боли родные материнские степи

Под взглядом воина,

Кружа, остаются.

Слезы набегали на глаза, подбиралась к горлу. Потом Торгай вскинул седую голову и затянул степную песню о славных походах предков, и юрта одобрительно загудела, и молодые воины, что сидели рядом с Торгаем, дружно захлопали его по жестким лопаткам с двух сторон, чтобы чист и звонок был его горловой голос, чтобы песня увлекала птиц и рыб, скалы и могильные камни, гору Чабалхая, на которой живут крупные страшные совы, и поросший лиственницами перевал Пырлан-пиль, где с запоздалыми путниками зло шутит сам незримый дух Айна.

Кому в степи не известно, что у доброго бога Кудая много хлопот с землею! Ему нужно вести бесконечно большую книгу рождающихся и умирающих, наказывать виновных, помогать голодным и усталым людям. Но больше всего забот у Кудая об управлении народом. И пока в одной юрте серебряным горлом протяжно поет Торгай, добрый бог чутко прислушивается к тому, что говорят в другой юрте, где князья собрались на большой совет.

Седокосый, коротконогий Иженей медленно раскачивался вперед и назад, сидя на почетной парчовой подушке, в окружении знатных князцов, и говорил:

— Наши предки искали войну. Они покоряли другие племена и жили военной добычей. А когда степь подчинилась роду киргиз, предки жили тем, что брали у своих кыштымов, у подвластных племен и родов. Но случилось так, что пришли воинские люди Белого царя. С этой поры мы оказались между ними и узнавшими дорогу в нашу степь ненасытными Алтын-ханами. Монголы безнаказанно грабят нас, а русские требуют лучших соболей и лис у наших кыштымов. Как избавления от многих бед, мы искали союза с джунгарами и вот почти добились его, но Богатур-контайша слишком ослаб в войнах, чтобы помогать нам людьми и оружием. Теперь, когда в степь опять вторглись монголы, мы попросили защиты у Красного Яра, но воевода Скрябин прислал нам трех казаков…