Дикая кровь - [136]

И вспомнился Ивашке рассказ Верещаги, как Родионова отца, Ивана, голодная толпа казаков в какую-то минуту растерзала на торгу и бросила в Качу. Знать, не хочется Родиону изведать скорбную участь своего отца, потому и терпит обиды и всяческие оскорбления.

Тяжелым Ивашкиным мыслям атаман ответил в тот же вечер. Бросая в костер сухие пучки травы, он сказал:

— Раздуть пожар легко, совладать с ним попробуй.

Таким Ивашко не знал Родиона. Душа нараспашку, гуляка и бедокур — атаман, казалось, никогда не боялся смерти, не знал смятений и сомнений, всем резал правду в глаза, нисколько не заботясь о том, понравятся кому его слова или нет. А теперь оказалось, что за его видимой простотой и прямодушием скрывается хитрый и осторожный ум признанного вожака сотни. Может, этому уму более, чем чему-нибудь другому, он и обязан своим высоким положением атамана.

— Оно так, — подтвердил Родион свои же слова и задумчиво добавил: — Но ты к ним не лезь.

Уракская степь, как и прежде, была пустынной и потому показалась особенно знойной и бесконечно широкой. Оставив ее позади, сотня в нерешительности остановилась у возникшей впереди лесистой, в березовых кудрях, гривы. Ульянко, который стал уже главным заводилой у смутьянов, шагнул к Родиону и грубо предупредил:

— Дальше пути нет. Не верим мы ведущим нас инородцам.

Атаман вскинул бесстрашные глаза. Этот свой взгляд, хорошо известный в остроге, Родион словно берег все дни про запас, чтобы теперь испытать его могучую силу. И казаки покорно вобрали головы в плечи и притихли, будто не они только что грозили атаману.

— Мы пойдем в долину Парны и Бережа. Кому знакомы эти места, тот и поведет нас.

— Мне знакомы! — бойко отозвался Якунко.

— Веди ты.

И казаки, недовольно покряхтывая и чертыхаясь, снова тронулись в путь.

«Уж и богатырь ты, Родион Кольцов!» — с восхищением думал Ивашко, как бы заново постигая ножевой характер атамана.

Когда унылой и ленивой гурьбой втянулись в лесистый распадок, что вел на другую сторону гривы, на речку Темру, к ясачному Мунгатову улусу, Якунко неожиданно вспомнил, что неподалеку в лесу была та старая, крытая берестой юрта, куда он заезжал с Маганахом и покойным Тимошкой, там жил старик с внуком. Они скажут, где теперь кочуют немирные киргизы.

Юрту искать не пришлось. Едва остановились, из кустов малины выскользнул гибкий, словно прутик, Мукуш. Он узнал Якунку, рассыпался ликующим смехом:

— Хорош парень!

— Дружок твой, что ль? — сощурив глаза, сдержанно спросил Ульянко.

— Из кызылов, — ответил Якунко, не менее Мукуша был рад этой встрече.

— Откройся тогда, где есть киргизы.

Мукуш часто закачал головой. Он ничего не слышал об Иренеке. Может, и на Божьем озере стоит многочисленное киргизское войско, а может, и в каком другом месте. А здесь Мукуш живет один — его дедушка долго хворал брюхом и умер, а родной улус кочует неизвестно где.

— Он обманывает, басурманин! — зычно вскричал Ульянко и со всей силы ударил Мукуша в подвздошье. Мукуш упал на землю и стал корчиться от перехватившей дух боли.

Ивашко бросился к нему и, словно щитом, прикрыл его собою.

— Измена! — крикнул Ульянко.

Бороды рванулись вперед, чтобы свершить расправу. Над Ивашкой угрожающе взлетели копья и сабли. Один из казаков в упор наставил на него ствол пищали.

— Гей, стрелю!

Толпа удивилась атаманову громовому кличу и немедленно отпрянула, наступая на ноги задним. Но ярость, охватившая сердца, не унималась, она искала выхода, и Ульянко за всех казаков сурово сказал атаману:

— Вертаемся в город. И ясырь это не твой, а всего войска!

Родион повел бровью, оглядел кремни пистоля, скривил рот в горькой усмешке:

— Парня берите себе. А я пойду на киргизов вот с ними, — и кивнул на подгородных татар. Сейчас он надеялся лишь на них.

Но те угрюмо топтались на месте, не решаясь что-нибудь сказать в поддержку Родиона. Лишь немного погодя Бабук в отчаянии сорвал с себя красный колпак и, поклонившись атаману, проговорил:

— Мы тоже идем в город. Посевы поспели, жать надо.

С подгородными инородцами Родион согласился легко, как будто все так должно быть:

— Можно и на Красный Яр!

«Душевный человек атаман», — с благодарностью подумал Ивашко.

А Родион уже расседлывал и развьючивал коня, раздавая казакам их пищали. Сотне предстоял короткий отдых перед обратной дорогой. И когда Ульянко неудобно взял и чуть не выронил свою пищаль, атаман перекосил крутые плечи, вздохнул:

— Не казак — рожа!..

21

По обычаю на Ильин день хозяева не пускали в избу собак, кошек. А людям всегда бывали рады, особенно таким гостям, как рыжий Артюшко, вернувшийся из немирной Киргизской землицы. Едва появился он на улице, улыбчивый, бравый, его тут же стали зазывать в дома выпить водки да порассказать про воинский поход сотни Родиона Кольцова, в которой почти от каждой семьи кто-то служил: отец или сын, брат или сват.

Феклуша хотела с утра заполучить к себе Артюшку, да ускользнул он у нее из-под носа: только куриц из огорода выгнала, а его поминай как звали — уже в другой край города подался. Она не побежала за ним, а решила дождаться, когда он опять появится в Алексеевском краю.

Но объявился он не скоро, только к вечеру, до того ж нагрянули к Феклуше иные гости. Известный в городе бабник и бражник воеводский сынок Константинко привел томского сыщика Матвейку, оба были изрядно под хмельком.