Дикая Африка - [13]

Казанза так и не появился в деревне – вместо него нас посетила специальная депутация, и нам преподнесли дары – несколько прекрасных леопардовых шкур. Маколей не согласился принять подарки, так как это было бы равнозначно официальному установлению дружеских отношений; до переговоров подобный шаг был неуместен. Вместе с тем он отверг и мое предложение – совершить вылазку в буш и попытаться изловить скрывающегося там вождя. Это противоречило имевшемуся приказу – ни при каких обстоятельствах не пересекать Кабомпо с враждебными целями. Однако теперь, когда стало ясно, что Казанза не появится в нашем лагере, уже не было оснований для дальнейшего ожидания. Мы решили двигаться дальше, занявшись в первую очередь выяснением границ водораздела Конго и Замбези; на выполнение этой задачи должно было хватить двух недель.

Узнав о наших планах, носильщики заволновались, и хотя до открытого неповиновения дело не дошло, мы оказались в затруднительном положении. Они боялись идти по незнакомой местности, населенной враждебными племенами, и я не знал, как убедить их, что опасность, в общем, невелика. Конечно, можно было просто приказать им замолчать и идти вперед, но тогда половина из них разбежится при первом же привале, а другая половина – на следующем. Положение спас Маколей: обратившись к носильщикам с речью, он сумел высмеять их страхи, не выходя за пределы дружелюбного тона. Африканцы любят и ценят юмор; шутки Маколея разрядили обстановку, и когда наутро люди выходили в путь, весело напевая, трудно было поверить, что всего несколько часов назад они требовали немедленного возвращения.

Дорога шла вдоль берега Кабомпо; на второй день местность стала холмистой. Немногочисленные деревни, попадавшиеся по пути, были обнесены основательными изгородями и хорошо укреплены. Людей мы не видели.

Рождество (25 декабря) мы встретили у горы Мумбва. Весь день шел дождь, но настроение оставалось приподнятым. Мы решили устроить роскошный праздничный ужин, для чего были извлечены на свет заранее припасенные бутылки – две с шампанским (их мы поставили охлаждаться в ледяной воде горного ручья) и одна с портвейном.

Поскольку мои кулинарные способности не пользовались всеобщим признанием, я занялся открыванием банок с консервами, в то время как Маколей священнодействовал – он готовил плумпудинг, без которого ни один англичанин не мыслит праздничного стола. До сих пор мне еще не приходилось присутствовать при изготовлении этого блюда, но все-таки трудно было поверить, что столь мирный, в общем-то, процесс требует такой неимоверной затраты энергии и таких сильных выражений. В целом наш праздничный ужин удался на славу. Правда, пудинг не совсем оправдал ожидания – или, наоборот, превзошел их; это как посмотреть. Во всяком случае, уже будучи съеден, он целую ночь не давал нам уснуть, косвенно напоминая о празднике. Маколей утверждал, что все дело в недостаточно вымешенном тесте; если так, то страшно подумать, какого труда требует приготовление удобоваримого плумпудинга – ведь тесто для нашего больше двух часов от всей души месил и дубасил один из лучших боксеров среднего веса!

Наутро выяснилось, что дезертирство носильщиков все же началось. Это было для нас тяжелым ударом – ведь в таких случаях, стоит только подать пример, и за одним беглецом быстро последуют остальные. В общем, мы покидали наш рождественский лагерь в невеселом настроении, а меня не оставляло ощущение, что сегодняшние неурядицы – это новые козни плумпудинга.

Дорога теперь отклонилась в сторону, но нам следовало постоянно держать реку в поле зрения. В результате пришлось идти целиной, по высокой траве. Изредка встречались деревни, но жители при нашем появлении разбегались или прятались.

27 декабря мы подошли к большому селению, где нам был оказан весьма недружелюбный прием; вероятно там собралось большинство людей из покинутых деревень. Когда я в сопровождении нескольких аскари приблизился к изгороди, в нас полетели стрелы. Не применяя оружие, мы продолжали движение, и этого оказалось достаточно – нападавшие обратились в беспорядочное бегство. Они привыкли иметь дело с шайками мамбари (португальских метисов), но были совершенно неспособны сопротивляться дисциплинированному отряду, даже самому малочисленному, ведомому европейцем.

Войдя в деревню, мы захватили в плен несколько незадачливых вояк; им сделали внушение и отпустили, снабдив каждого небольшим подарком. Вскоре после этого появился вождь – он прятался где-то поблизости. Маколей спросил, почему они убегают при нашем появлении (поскольку жертв и пострадавших не было, минувший инцидент мы решили обойти молчанием). "Морена (господин), – отвечал вождь, – до сих пор такие большие караваны, как ваш, приходили к нам лишь затем, чтобы захватывать наших юношей и продавать их в рабство; мы еще не видели караванов белых людей, хотя слышали, что они никогда не продают и не покупают рабов и воюют с мамбари." Постепенно речь вождя становилась все более изысканной и цветистой; мы уже были его отцом и матерью, дядей и теткой в одном лице. Все, что у него есть принадлежит нам, и он кладет к нашим ногам свою голову.