Дика - [61]

Прошло с полчаса, и в Черкез-Кермене снова воцарилась тишина. Надо было уходить. И разведчики бы ушли, если б Ибрагиму с его острым слухом не почудилось, что за печкой кто-то есть.

Он толкнул Илиту локтем, повел глазами на развалины.

Илита пожала плечами: она ровным счетом ничего не слышала.

Тогда Ибрагим вытащил пистолет и, крадучись, направился к печке. Илита шла за ним. Они миновали первую комнату с огромной дырой в полу, заваленную полуобгорелым тряпьем. Подошли к печке.

— Кто там? Выходи! — угрожающе заговорил Ибрагим, всматриваясь в темноту. — Выходи, а то убью!

Никто не откликнулся.

— Почудилось тебе, Ибрагим, — прошептала Илита на ухо товарищу.

Ибрагим, не отвечая, вытащил из кармана трут, которым обычно пользовались заядлые курильщики за неимением спичек, и чиркнул кремнем. Фитилек вспыхнул, и в его неверном и слабом пламени разведчики увидели в самом углу скорчившуюся фигурку мальчика.

— Кто ты? — тихо спросил Ибрагим, приближаясь к парнишке.

— Валерик… Валерик Волков. А вы партизаны?..

— Хальт! — остановил мальчика Ибрагим. — Значит, тебе партизаны понадобились? Хорошо. А гестапо тебе не нужно? Гестапо тебе не нравится?..

Паренек хотел было прошмыгнуть мимо Илиты. Он прыгнул. Загремев, упали какие-то доски, взметнулась сажа из печки, — мальчик пытался добраться до окна.

— Стой! — властно сказала Илита. — Стой! — Она бросилась к мальчугану и задержала его. — Вот дурачок! Если б мы и были партизанами, все равно не стали бы кричать об этом на каждом перекрестке. Не бойся, мы плохого тебе не желаем…

Мальчик ответил не сразу. Стоял, прерывисто дыша.

— А чего ж вы тогда о гестапо вспомнили? — спросил он наконец.

— Это для проверки, — объяснил Ибрагим.

— Так ты сказал, что тебя зовут Валерик? — Илита погладила мальчугана по голове. — Валерик Волков?

— Да.

— В этом доме есть еще кто-нибудь? — снова задала вопрос Илита.

— Нет. Раньше здесь жили Санниковы, но их фашисты куда-то увезли.

— А твои родители живы?

— Их убили.

— Что же ты думаешь делать?

— Хочу найти партизан или добраться до Севастополя.

— Понятно. — Илита вздохнула.

Вот он, новым порядок, который с таким пафосом провозглашают фашисты. Они увозят из родных мест мирных людей, сажают их в концлагеря или расстреливают. Они убивают каждого, кто честен, кто не хочет стать рабом. Они морят голодом детей… Разве этот Валерик Волков не ребенок еще? А ведь он хлебнул столько горя, сколько иной раз не выпадало и на долю взрослого.

Илита посмотрела на Ибрагима. В ее взгляде была мольба: «Возьмем мальчишку с собой!» Ибрагим понял ее, кивнул.

— Слушай, — заговорила Илита, обращаясь к Валерику, — ты жил в этом селении?

— Да, жил, — ответил Валерик. — Я тут каждую улочку знаю, каждый камешек. А когда у меня родителей убили, я у знакомых ночевал. А днем по селению ходил и всё высматривал: где у фрицев танки и сколько солдат в школе стоят…

— Молодец! — сказала Илита. — Кем был твой отец?

— Сапожником. — Валерик поднял голову. — А на гражданской войне в армии Буденного служил. Его убили, потому что он партизанам помогал…

Помолчали. Потом Илита тронула Валерика за локоть:

— Собирайся. С нами пойдешь.

— А мне и собираться нечего — все мое на мне…

Валерик неслышно, как тень, скользнул с крыльца в темноту. Илита с Ибрагимом последовали за ним.

На востоке чуть засветлело. Близилось утро. Иван Петруненко, наверно, уже ждет друзей. В лес возвращались сухим руслом. Правда, после недавнего дождя оно уже не было сухим — под ногами разведчиков хлюпала вода.

Иван Петруненко оказался на месте. Услышав тихий свист Ибрагима, он бросился товарищам навстречу. Увидел Валерика — и остановился, недоумевающе глядя на него.

— Это наш новый попутчик, — объяснила Илита. — Мы его в Черкез-Кермене нашли. Родителей нет, убили фашисты…

— Вот как! — растроганно и мягко сказал Иван. Он, видно, вспомнил в это мгновение, что сам тоже остался без отца и без матери. — Ладно, будем корешами. Согласен?

— Согласен! — улыбнулся Валерик.

Они посидели на мокрой траве, пожевали оставшиеся в кармане у Ибрагима галеты, вытащили из тайника оружие. Иван рассказал, что ему удалось поговорить с местными жителями; он добыл ценные сведения о расположении танковых частей врага, но, возвращаясь, столкнулся с немецким патрулем и чуть было не попал в беду.

— Значит, это по тебе стреляли на окраине Черкез-Кермена? — спросила Илита.

— Было такое.

— Счастливый твой бог, Ванюша, — сказала Илита.

Что ж, задание было выполнено. Теперь предстояло самое трудное: снова перейти линию фронта, доставить собранные сведения командованию.

И тут им не повезло.

Они старались обойти стороною те два блиндажа, которые встретились им по пути в тыл. Вперед ушел Ибрагим. Он лучше других знал местность и обратный путь к линии фронта. И тут внезапно он наткнулся на третий блиндаж. Часовой не заметил разведчика, но, по-видимому, различил звук его шагов. Он наугад выпустил длинную очередь из автомата. Две пули попали в Ибрагима. Выронив автомат и схватившись обеими руками за грудь, Ибрагим стал медленно опускаться. Сидя на земле, он в ярости принялся рвать вокруг себя траву, негромко бормоча по-татарски: