Дика - [13]

Да и люди смотрели на нее по-другому: хоть и молода, но умна, трудолюбива, на съезде в Москве побывала!

Через несколько месяцев Илиту Даурову избрали депутатом Верховного Совета республики.

Конечно, это событие сильно взволновало Илиту. Вдруг не справится она с новыми и большими обязанностями?

Волновался за дочь и старый Крим, как обычно по-своему.

— Чтоб им пусто было! — восклицал он, коря неизвестно кого. — Шла девчонка по земле, хорошо шла, так нет же — подняли ее к самому небу! Вместо того чтобы поехать в Орджоникидзе и поступить в институт и стать врачом или учителем, она день и ночь раскатывает на этом проклятом мотоцикле и норовит учить усатых мужчин и седобородых стариков! Рано тебе еще заниматься государственными делами, Илита, рано!..

Илита действительно вскоре после приезда из Москвы купила себе мотоцикл, быстро научилась управлять им, получила права и теперь при необходимости катила из Фарна то в соседнее селение, то в Орджоникидзе.

Старый Крим кипятился зря. Через некоторое время и он понял: Илита дело делает и получается оно у нее совсем неплохо. Оказалось, что не только в Фарне, но и во многих соседних селениях Илиту уже узнали, полюбили. Отзывались о ней как о человеке с большой энергией, готовым всегда помочь людям в беде. А ведь деловитый, отзывчивый и сердечный человек почитается всегда и всеми.

Рассказали Криму, например, о таком случае с Илитой.

Как-то летним утром подъехала она на своем мотоцикле к зданию райисполкома. Было еще рано, но на ступеньках крыльца уже сидела какая-то женщина — немолодая, усталая, как отметила про себя Илита, в траурном платье и черной косынке.

— Кого вы ждете, на́на? — спросила Илита, почтительно назвав женщину «мамой». — Какое горе привело вас сюда?

На голове Илита носила шлем. Это и смутило женщину. Она решила, что перед ней мужчина.

— Ах, милый ты мой! — с тяжелым вздохом заговорила она, вытирая слезы дрожащей рукой. — Муж у меня умер. А зовут меня Уалинка, Газда́новы наша фамилия…

— И кого же вы ждете?

— Илиту жду, сынок, Даурову, депутата нашего. Живет она в Фарне. Пришла у нее помощи просить… Говорят, добрая она, справедливая, людям помогает…

— Я — та самая, кого вы ищите, нана, — с невольной улыбкой сказала Илита, снимая шлем и поправляя закрученные вокруг головы косы.

Теперь, разглядев Илиту и увидев ее косы, женщина так поразилась, что отпрянула назад.

— Ты — женщина? А я думала, передо мной парень, джигит! Значит, ты и есть Илита? — Скорбные морщинки у ее глаз на мгновение разгладились, улыбка скользнула по губам. — Похожа на мою Анна́, на доченьку мою старшую…

— Так кто же вас обидел? — спросила Илита, поставив мотоцикл у крыльца. — Не беспокойтесь, нана, я постараюсь вам помочь… Что же случилось? Да садитесь вы вот хотя бы сюда, на завалинку…

Илита притянула женщину за руку к себе, подвинулась, усадила рядом:

— Рассказывайте.

Женщина молчала, словно собираясь с мыслями, затем заговорила торопливо и сбивчиво:

— Понимаешь, солнышко ты мое… Я из Дзуарика́у… Шестеро детей у меня. Сироты… В прошлом году муж мой умер… Трудно мне одной. Детей кормить надо, утром встанут и за свое: «Есть! Есть!» А у нас правление колхоза роздало коров бескоровным семьям, тем, у кого малышей много. И Аба́су дали корову…

— А кто такой этот Абас? — вставила Илита.

— Сейчас, сейчас и до Абаса дойду, — заспешила женщина. — Абас-то, милая моя, лодырь из лодырей, бездельник из бездельников — вот кто он такой! Но жена у него работящая: корову нажила, телку нажила. Стало быть, есть у Абаса корова и телка. Но ему этого мало, на чужое добро рот у него широкий. Идет он к председателю колхоза и просит, чтобы дали ему еще одну корову: дети, мол, у меня, молоко им надобно. И что же, милая моя деточка, — дают ему вторую корову!

— Это почему же? — снова удалось вставить Илите.

— Потому как Абас — родственник нашему председателю! — воскликнула женщина. — Ну ладно. Я-то сначала к председателю не лезла. Но как узнала, что Абасу из общественного стада вторую корову дали, решила сходить в правление. И вот, солнышко мое, пришла я к председателю и объясняю свою просьбу. А он — молодой, глупый еще, как желторотый птенец, — отвечает мне: «Твой муж почему позже всех в колхоз вступил? Знаю я почему: не было у него надежды на колхозный строй! Все выгоду искал!» Я говорю: «Не искал он выгоды, а просто думал». Председатель меня передразнивает: «Думал? Долго он думал. Так вот теперь и получается, как по осетинской пословице: «Пока Созрыко думал да примеривался, его товарищи мясо съели!» Для детей врага колхозного строя у нашего колхоза коров нет и не будет!» Тут я не выдержала, на крик перешла: «Какой же мой муж — враг? Он и красногвардейцем был, и партизаном был, и Деникина бил, и Шкуро, и Врангеля в море сбросил! Разве можно назвать врагом того, у кого на теле двенадцать шрамов было? И каждый шрам — за Советскую власть получен!» Не стал слушать меня председатель… Что же мне теперь делать, доченька? Нет ведь такого закона, чтобы из-за глупого председателя дети с голоду пухли!

Лицо Илиты потемнело от гнева, тоненькие брови словно завязались узелком на переносице.