Дигенис Акрит - [48]

Среди библейских реминисценций отметим общие места с книгой Бытия, Книгой судей (рассказ о Самсоне), I Книгой царств (рассказ о Давиде и Голиафе), Книгой притч Соломоновых, с Псалмами, и т. д.

Точно так же переплетаются черты народного эпоса и ученой поэмы в художественных приемах «Дигениса Акрита», в его стиле и языке. С одной стороны, мы находим здесь эпический прием повествования Дигениса о своих похождениях, авторские ремарки, свидетельствующие об устной традиции памятника, ведение диалога лишь между двумя лицами, независимо от числа присутствующих, поэтические сравнения, характерные эпитеты, вульгаризмы, переходные формы, приближающиеся к новогреческим. С другой стороны, поэме свойственны риторические описания, дидактические отступления, заимствования из древнегреческих и раннехристианских текстов.

Поэма написана так называемым «политическим» стихом (πολιτικός — «гражданский», «обыденный», также «светский»). Это характерный для средне- и новогреческой поэзии размер. Он употребителен, в частности, в народных песнях. Стих содержит 15 слогов с цезурой после 8-го. Ударение на 2-м и 4-м слогах каждого полустишия — факультативное (оно может стоять и на 1-м и 3-м), а на 6-м (или в 1-м полустишии на 8-м) — обязательное. В этих пределах политический стих допускает известные вариации.

* * *

«Дигенис Акрит» представляет собой один из своеобразнейших памятников византийской культуры. Эпический вымысел переплетается здесь с воспоминаниями об исторических событиях, песенность — с позднеантичной риторикой, классицизмы — с формами, близкими к новогреческому языку. Такая причудливая смесь отразилась и в социальной природе поэмы. С одной стороны, мы находим здесь интересные параллели с идеологией провинциальной земельной знати, что позволяет говорить об отдельных феодальных чертах византийского эпоса. Но даже в дошедших до нас сравнительно поздних ученых обработках нетрудно проследить фольклорную основу. Дигенис обнаруживает черты подлинно народного героя; есть все основания полагать, что такими качествами, как отвага, сила, уважение к врагам, сострадание к побежденным и к беднякам, он обязан не ученому редактору поэмы, а народным сказителям, создателям акритского эпоса. Поэму эту, как нам кажется, правильнее всего было бы назвать эпосом с народной основой и феодальными наслоениями.

При всей своей эпичности образ Дигениса глубоко характерен для атмосферы, царившей на византийско-арабских границах. Столь же реален и фон, окружающий героя. Немного памятников средневековой греческой литературы дает нам столько интересных сведений о жизни, о нравах и обычаях жителей восточных областей Византийского государства. Неслучайно «Дигенис Акрит» перекликается с самыми разнообразными византийскими источниками той поры — с историческими хрониками, военными трактатами, житиями. Ни поэтический вымысел, ни ученая стилизация не заглушают жизненности и историчности этого произведения.

«Дигенис Акрит», в том виде, в котором он дошел до нас, далек от художественного совершенства. Здесь много сухой риторики, дидактики, шаблонных описаний. Отдельные строки, близкие к народной поэзии, чередуются с ученой версификацией. И все же, несмотря на это, поэма не лишена живых, красочных описаний драматических сцен,— вспомним поиски братьями своей сестры, расставание эмира с женой, отчаяние дочери Аплорравда, предсмертную речь Дигениса. Читателя привлечет психологическое мастерство, с которым автор рассказывает о прегрешениях своего героя, делающих его живым человеком, не чуждым людских слабостей. Актуально звучат в наши дни такие идеи поэмы, как уважение к другим народам, терпимость к иноверцам. Автор прославляет мир и спокойствие, установленные героем; прославляет время, когда пленные вернулись к родным очагам, когда не слышно было даже самого упоминания о войне.

Византийский эпос давно вышел за пределы своей родины. Возможно, уже в XII—XIII вв. был сделан древнерусский его перевод или близкий к тексту пересказ. Это — «Девгениево деяние», пользовавшееся в нескольких редакциях большой популярностью на Руси (см. ниже, стр. 173). Около того же времени был, по-видимому, сделан перевод или пересказ нашей поэмы во Фландрии. Об этом свидетельствует фландрское стихотворение «О жизни нашего господа» (ок. 1270 г.), где среди различных старых историй о войнах и о любви упоминается поэма о Дигенисе (Digenen), «мучившемся ради прекрасной женщины». Текст этот, возможно, ограничивался историей Дигениса и Евдокии; он нам неизвестен[545]. Исследование параллелей между византийским и сербским эпосами заставляет предполагать существование древнеболгарских переводов песен о Дигенисе, распространявшихся южнославянскими певцами[546]. Многочисленные параллели с «Тесеидой» Боккаччо и с одним из «Ста рассказов» Джиральди Чинцио (7-я новелла 3-го дня, послужившая материалом для шекспировского «Отелло») говорят о том, что акритский эпос был, возможно еще в XIV—XV вв., занесен греками в Италию[547].

Образ Дигениса отразился и в искусстве. При раскопках в Афинах и Коринфе была найдена керамика XII—XIII вв. с изображениями воина, поражающего змея. По некоторым деталям (одежда, вооружение) рисунки эти убедительно отождествляются с Дигенисом. Другое такое же изображение — воин, держащий за пасть льва, на плитках пола в церкви св. Екатерины в Фессалонике (ок. XIIв.). Свидетельства эти, если даже они не относились непосредственно к нашему герою, так или иначе доказывают широкую популярность сюжетов «Дигениса Акрита» в тот самый период, когда оформлялись отдельные версии поэмы. Вместе с тем некоторые памятники искусства прямо связываются с героем акритского эпоса. Народное предание видит его изображение в огромной статуе, найденной среди развалин Амафунта и перевезенной впоследствии в Истамбул. По сей день на Кипре показывают две колонны, которые в народе называют «дубинками Дигениса». Имена Акрит и Дигенис мы найдем и в греческой топонимике.