Диета старика - [162]

Скромная комната приобретает пухлую бархатистость, каменные обезьяны словно бы погружаются в дрожащий поток живого меда. В этом состоянии Койн спокойно поджидает любовницу или даже несколько любовниц: суггестор позволяет ему быть сексуально расточительным. Иногда он комбинирует, вводя в коктейль ингредиенты откровенно экстатического плана. Тогда он отправляется туда, где танцуют, где можно в танце встретиться взглядом с молодой девушкой. Этот пестрый и головокружительный мир полигамии и психоделического промискуитета, в\конце концов, обретает моногамический фокус. Под грохот музыки (впрочем, препарат изменяет содержание звуков) он знакомится с шестнадцатилетней девушкой, в которую влюбляется. Ее красота кажется сверхъестественной. После дикой ночи сплошного экстатического танца они прогуливаются по предрассветным улицам.

В семь часов утра они случайно заходят в русскую православную церковь, где нет никого, только какая-то старуха моет полы и заспанный священник готовится служить заутреню. Молодые люди стоят, словно замороженные, нервно вце-пившсь друг в друга, испуганные потоком обрушившейся на них любви. Чтобы разрядить обстановку, девочка спрашивает Койна о его конфессиональной принадлежности. "Я чту религию русских", - неожиданно для себя отвечает ей Койн.

В следующий момент он так же неожиданно предлагает ей немедленно обвенчаться. Она молча кивает. И в ее расширенных зрачках мягко отражается золотой иконостас. Рослый индифферентный священник, словно во сне, творит над ними обряд венчания, незнакомые люди держат над их головами золотые тяжелые венчальные короны. Затем их коронуют, и священник объявляет рабов Божьих Лесли Койна и Тэрри Тлеймом мужем и женой пред Богом и людьми. - Ты - русский? - спрашивает девушка своего мужа, когда они выходят из церкви.

- Нет, но ничего не трогает меня сильнее, чем религия наших врагов, - шепотом отвечает Койн. Затем он вдруг признается, что работает на ВПК. Терри резко вырывает свою руку и убегает, не оглядываясь. Она, конечно же, пацифистка.

В смятенных чувствах Койн возвращается домой. Он закуривает сигарету-спицу и в задумчивости вертит на лааони несколько ампул. Сначала он хочет погрузиться в сладкую черничную тьму "сгущенного сна", но затем откладывает ампулу со снотворным в сторону. Сон может и подождать. Сейчас ему надо решить, что это было. Что произошло? Не было ли это капризом воображения, порождающего эксцессы на границе между эффектом и постэффектом?

Утром, перед тем как поехать на работу, он любит принимать галлюциногены краткосрочного действия: погрузиться на три минуты в коллапсирующий мир диметилтрептамина, в это сверкание Предела, растущего и распадающегося одновременно. Или же войти в многозначительные стремнины циклогексанона и провести тридцать - сорок минут реального времени в вихрях времени непредсказуемого и сверхреального, то складывающегося хрустальными створками и драгоценными ширмами Вечной Сокровищницы, то ниспадающего изумрудным потоком Дао, то отливающегося в сингулярные стержни, насквозь пронзающие техническую изнанку Всего. В результате он решается продегустировать неис-пробованный еще препарат, только что синтезированный одним из его коллег. У этого препарата еще нет имени, только индекс в фармакологической номенклатуре: CI-581/366. Койн закладывает ампулу с этим индексом в патронташ своего инъекционного браслета и нажимает кнопку.

Укол, производимый микроиглой, практически неощутим. Мы снова наблюдаем за изменениями, происходящими с дымом сигареты и с комнатой. На этот раз дело не ограничивается сменой оттенков и прозрачными подтеками эндорфинового меда. Дым вытягивается в струнку и, вибрируя, начинает порождать звук - видимо, тот самый божественный Один Аккорд, некогда потрясший святого Франциска Ассизского. Каменные обезьяны вздрагивают, поводят плечами, их глаза-лунки преисполняются ликования заговорщиков, они наконец-то раскручивают свои сложноподчиненные хороводы. Кружась, переплетаясь, они умножаются в числе, сбрасывая с себя шелуху комнат силами своей ссутуленности… Это лишь начало. Создатели фильма не пожелали продемонстрировать мне этот решающий галлюциноз до конца. Вместо этого мне стал ненадолго виден поезд, с бешеной щедростью украшенный цветами, флагами и фотопортретами Хрущева, несущийся на всех парах сквозь осенние леса Забайкалья…

Через 16 минут (как свидетельствуют часы) Койн возвращается в Юдоль. Он быстро проходит в кабинет и на листке бумаги записывает несколько фраз и две-три формулы. По тому, как он покусывает свои улыбающиеся губы, нетрудно догадаться, что он получил больше, чем рассчитывал получить. CI-581/366 подарил ему догадку, к которой научная интуиция Койна подбиралась годами. Всем своим не вполне обычным телом он ощущает дрожь, тот эвристический тремор, который ученый ощущает при приближении к Главному Открытию своей жизни. Мимоходом он также решил собственную участь - взглянув на Все сквозь резной прицел Средоточия, он взглянул и на себя и констатировал, что некое существо, по имени Лесли Койн, не сможет впредь существовать без некоей Терри Тлеймом, без этого "несовершеннолетнего совершенства". Впрочем, законы олигархии мягче законов демократии: мягче настолько, что издания "Лолиты" приходится снабжать комментариями, поясняющими массовому читателю юридические странности прошлого века. Койн, как некогда его предшественник Кеккуле, благословляет хороводы обезьян, хороводы муз, хороводы снисходительных богов. Он обнаружил исследовательскую перспективу, где милосердие анестезиолога и милосердие эротомана смогут, наконец, удовлетворить вожделениям друг друга.