Диета старика - [161]

Руководствуясь своими убеждениями и совестью ученого, Койн, убедивший правительство, в обход постановлений Конгресса, отказаться от табу на разработки медикамен-тозно-химического оружия, произвел ряд радикальных открытий и усовершенствований в этой области, дав в руки президенту и правительству целую охапку козырей для полемики с пацифистами. Фактически ему удалось создать анестезирующее оружие, убивающее без страданий, не производящее разрушений и травм, не обжигающее, не калечащее, ему удалось создать "щадящую смерть", не имеющую экологических последствий, не вредящую не только растениям, но даже и животным, поскольку действие оружия-препарата построено исключительно на реакциях человеческого мозга. Нобелевская премия, присужденная Лесли Койну за создание так называемой "теории гротов", позволившей мировой науке по-новому взглянуть на природу электрических резонансов в мозгу, на самом деле (негласно) была присуждена ему за разработки в области анестезирующего оружия. Свою нобелевскую речь он начал следующими словами: "Мое кредо проще, чем диетическое яйцо. Я - враг боли.

Боль это несправедливость, поскольку страдающее тело невинно. Боль это источник унижения, поскольку она сминает в комок представление о достоинстве. Боль это также источник страха, а значит, покровитель подлости.

Если мне скажут, что боль, как бы неприятна она ни была, является верным стражем нашего тела, главным инструментом нашей системы самосохранения, я возражу, что этот страж давно стал тираном, опираясь на идею о собственной незаменимости. Сейчас уже можно сказать, что эта незаменимость - миф, и опасный страж должен быть заменен другими, более почтительными и корректными, охранниками. Здесь не обойтись без достижений современной науки. Боль это яд, отравляющий и мысль о жизни, и мысль о смерти. Пафос, любовь, отчаяние, крайняя усталость, самопожертвование, героизм - все эти виды психологических возбуждений способны дать человку силы спокойно шагнуть навстречу смерти. Но способны ли эти состояния придать безболезненную гладкость тем "родам", которыми является смерть? Нас не должна смутить интимность момента смерти, подобно тому как нас не должна смущать интимность секса или пищеварения. Чтобы увидеть собственную жизнь в несколько более ясном и чистом освещении, нам следует расчистить выход из жизни от лабиринтоподобных наслоений страданий и подозрительности. Тогда этот выход перестанет быть "черной дырой", а превратится в окно, чье присутствие делает вещи различимыми и ограничивает невнятность".

Однако Койн не удовлетворился изобретением безболезненных и "безвредных" средств массового уничтожения. Создав "щадящее оружие", он перешел к поискам "оружия ласкающего", к поискам таких видов убийства, чье действие было бы не только мгновенным и очищенным от страдания, но приносящим наслаждения. Он начал поиски оружия, которое доставляло бы жертвам гарантию предсмертной эйфории и блаженства. Здесь Койну пригодился опыт, накопленный в "темно-синей анфиладе" за годы интенсивного экспериментирования с различными наркотиками и галлюциногенными веществами.

Сам Койн живет полностью на препаратах: тщательно сбалансированная диета и продуманная смена веществ обеспечивает ему почти нечеловеческую интенсивность бытия. На руке, под рубашкой, он постоянно носит "инъекционный браслет" - удобное эластичное устройство, слегка напоминающее миниатюрный патронташ для ампул, с кнопкой, нажатие на которую обеспечивает очередную инъекцию. Стилистика фильма изменяется в зависимости от типа вводимого препарата. Эпизоды на кафедре сняты в сдержанной манере раннего Антониони, не лишенной нарочитого невротического педантизма. Цвет здесь почти исчезает, люди, веши и тени вещей кажутся аккуратными и сухими, словно бы мучительно сдерживающими свою чувственность. Мир "темно-синей анфилады", где герой работает под воздействием интеллектуальных стимуляторов, неестественно ярок: свет здесь то и дело фокусируется в заостренные пучки, белое является белоснежным, синие стены кажутся аппетитными, как море, увиденное издалека.

Койн спит сорок минут в сутки под воздействием особого препарата, обеспечивающего феномен "сгущенного сна". Сорок минут "сгущенного сна" равняются по эффекту десяти часам сна обычного. Это сон без сновидений. Основную часть ночи Лесли Койн посвящает сексуальным развлечениям. Он - эротоман. Окончив работу в лаборатории, он едет к себе домой (у него небольшая квартира, единственным украшением которой является высеченная из розоватого камня скульптурная группа - переплетающийся хоровод взявшихся за руки обезьян - образ, некогда вдохновивший Кеккуле на открытие бензольных колец). Дома он выпивает стакан кокосового молока и вводит в кровь эрогенный суггестор, разработанный им самим - более эффективный и практически не токсичный, в отличие от скомпрометировавших себя амфетаминов. "На приходе" он по привычке закуривает длинную и тонкую, как спичка, сигарету. Мы видим, как изменяется его зрение под воздействием наркотика: дым от сигареты становится из серого янтарным, ядовито-зеленая сигарета приобретает палевый оттенок, напоминающий выгоревшие южные холмы.