Диармайд. Зимняя сказка - [57]

Должно быть, подруга силой материнской любви пытается огородить Сашку от соблазнителя, и у нее это как-то получается. И Фердиад, выстроив некую интригу, хочет подобраться к девушке таким вот кружным путем! А не выйдет!

Сана и прежде не была склонна прощать мужчинам их не вполне этичные поступки. Фердиад воспользовался ее слабостью, чтобы вывести ее из игры и заняться Сашкой, – и трудно сказать, чем бы все закончилось, если бы Изора не смогла пробиться сквозь его блоки и не ворвалась в пансионатский номер. В длинном списке мужчин, которые пользовались временной благосклонностью Саны, Фердиад занимал место, обозначаемое уже трехзначной цифрой, но сейчас это не имело значения – он единственный догадался так ее унизить.

Первая мысль была – выманить его в тихое местечко и сунуть под ребра кухонный нож, благо его совсем недавно наточил очередной избранник. Но Сана вспомнила про свой гейс – не нарушать целостность кожи. Из-за этого нелепого гейса она не могла даже перешить пуговицы на дубленке! Вечно приходилось просить Изору… как же теперь починить надорванный бок сумки-то?… Другие два гейса – не стоять под сосной и не петь за пределами своего дома – были куда менее обременительны.

Итак, поняв этот мужской зов как новую пакость Фердиада, Сана сперва вспыхнула, потом успокоилась. Все-таки имя ей Дара подобрала удачное – в спокойствии своем она набрела на мудрую мысль. Мысль, облеченная в слова, звучала так: признаться Фердиаду, что позабыть ту ночь и ту близость она не в силах, дать ему все, что может дать мужчине опытная женщина, и осторожно выпытать у него – что он затеял. В конце концов, Фердиад явно был высокого мнения о своих любовных способностях – и вряд ли заподозрил бы подвох.

Сана попыталась вспомнить – а каков он на самом деле? Но память подсовывала почему-то картинку из хрустального шара – Фердиада с Дарой. Ее собственное тело не сохранило воспоминаний – кроме легкого холодка, который пронизал плоть в минуту наивысшей близости, холодка, впрочем, довольно приятного.

А другие воспоминания Сана не хотела тревожить – и прежде всего страх, который чуть не швырнул ее на пол, когда Изора орала на нее в том пансионатском номере, а она только-только вывалилась из дурманного кокона, которым опутал ее Фердиад, и еще нечетко представляла, где сон, где явь…

Это был настоящий страх – ни с чем не сравнимый, подлинное помутнение рассудка, и когда она в ответ кричала «Замолчи!» – это был не крик женщины по имени Сана, а звериной самки, загнанной в угол и в отчаянии своем уже готовой нападать на кого угодно.

И потому ее мудрое подсознание запрятало этот страх глубоко-глубоко, туда, где он, глядишь, не имея доступа кислорода, и скончается естественной смертью.

Зов повторился. Сана тут же послала ответный. Она не знала, как объяснить Фердиаду, где находится, чтобы он пришел, но полагала, что с его-то опытом определить местоположение несложно.

И действительно – вскоре пропел несложную песенку дверной звонок.

Сана, одетая простенько, в черные леггинсы и красную маечку с вырезом, со стянутыми в хвост волосами, как если бы занималась домашними делами и никакого секса в уме не имела, поспешила открыть. На губах она уже держала улыбку – улыбку маленькой хозяюшки, такой хорошенькой, такой рыженькой, такой безобидной…

Открыв же дверь, она от неожиданности даже попятилась.

Перед ней стоял не высокий и тонкий, белокожий и темнобровый Фердиад, а огромный, совсем монументальный в кудлатой длинной дубленке и невероятной меховой шапке, Кано.

– Привет тебе и рябины побольше… – пробормотал он, вваливаясь. – Ты не поверишь, но мне совершенно негде ночевать…

Он шлепнул на пол дорожную сумку и сам сел рядом, вытянув ноги поперек коридора.

– Бочку орехов тебе на голову! – отвечала потрясенная этим зрелищем Сана. – Тебя тут только не хватало! Ты же уехал!

Она имела в виду – Йул кончился, все разъехались, и Кано тоже должен был отправиться домой, кто бы его стал лишний день держать в пансионате?

– Не-е, не уехал, – сообщил Кано. – Настал ли этот, как его? Настал ли час, когда мы можем соединиться?

– Да чтоб ты орехом подавился! У нас не было уговора! – отвечала Сана, не решив, сердиться ей на этого обормота или смеяться.

– Пусть это будет без уговора. Я не хочу, чтобы он меня нашел.

– Кто – он?

– Он будет меня звать. А если он увидит, что я соединился, он… он… Вот! Он оставит меня наконец в покое! На кой я ему сдался? Ты не знаешь?

– Кому, будь ты неладен?

Сана обращалась с целителем второго посвящения совершенно непочтительно – да и какое почтение возможно к проспиртованному мужчине, сидящему на полу в твоей прихожей и плетущему невразумительные словеса?

– Тихо, тихо! – Кано погрозил пальцем. – Мы будем лежать тихо, как мышки, и он нас не услышит…

– Кто это тебя так? – вдруг встревожилась Сана. Она заметила, что рыжие, прошитые сединой кудри не просто лежат на щеке Кано, а прилипли к засохшей царапине, и не царапине даже, а целой ране. Опустившись на корточки, она отвела в сторону густые и жесткие волосы. Рана оказалась странной – строго вертикальной.