Диалоги - [29]

Ч е л о в е к. Какой подарок? Кому?

Д и л ь б а р. Ты спрашиваешь — кому? Ты был его другом!

Ч е л о в е к. Он мертв. Предатели не живут… Даже в памяти. Не упоминай больше его имени.

И  м н о ж е с т в о  д р у г и х  л ю д е й. Рубашка? Какая рубашка?

— Этого номера полевой почты уже не существует. Мы не можем послать посылку.

— Его разорвало на моих глазах. Мы бежали на прорыв, и взрывом мины…

— Он погиб во время перестрелки. Они перебили абверовцев и ночью стали переходить реку. Он погиб еще во время восстания в первом батальоне.

— Голубая рубашка? Ему не нужна ваша рубашка. Есть достоверные данные, что на нем черный мундир. Он забыл вас. Забыл родину. У него очерствело сердце, и он забыл все! Таким, как он, нужна не рубашка, возвращающая жизнь, а саван мертвеца!

— Его нет, нет!

Д и л ь б а р. Вы не знали его. Как может очерстветь его сердце, если он любит меня? Как может он умереть, если я люблю его? (Оборачиваясь.) Но даже если он погиб, засыпан землей, то он все равно ждет моего подарка! В моей рубашке он оживет!

Г о л о с а. Сумасшедшая!

— Она свихнулась!

Д и л ь б а р. Это древнее поверье. Народ не может обмануться. (Полуулыбаясь-полуплача.) Если его тело в ранах, раны зарубцуются. Даже пепел, если только собрать его и накрыть рубашкой… Даже пепел!

Г о л о с. Она сошла с ума!

Д и л ь б а р. Это мир сошел с ума. Он взял у меня моего любимого и не отдает. Я найду тебя, милый! Я найду и спасу тебя! (Уходит в мир, в котором пылает война.)

Дильбар идет —

Она рубашку милому несет.

Куда там ветер — песня лишь дойдет

Туда, где милый ту рубашку ждет.

Появляется С.

С. (глядя на идущую женщину). С замороженной улыбкой на лице, с обезумевшим взглядом огромных глаз, с ребенком в руках, замотанном в грязное тряпье, куда ты идешь, неизвестная мать моя? Линии фронтов, горящие поля, хаос вздыбленной земли. Пляшет смерть перед тобой, а чистая любовь твоя даже не замечает ее. Ты веришь, что твоя любовь спасет любимого, что она заставит отступить от него и смерть?.. Взрывы, горит земля, черный дым и пламя, пламя… Иногда память как вязь снов. Снов детства.

Д в о е  э с э с о в ц е в  в  ч е р н о м. Кто такая?

Д и л ь б а р. Меня звали Евой когда-то. Я ищу своего Адама. Вы его не видели? Я вышила ему голубую рубашку!

Э с э с о в е ц. Документы?

Д и л ь б а р (показывая рубашку). Вот. Я сама вышила ее.

Д р у г о й  э с э с о в е ц. Отбери у нее это тряпье. Обыскать!

Д и л ь б а р. Отдайте мне голубую рубашку.

Э с э с о в е ц. Направо. Лицом к стене! Быстро.

Ч е л о в е к  в  б е л о м  х а л а т е. Зубы! Поднять руки. На месяц ее хватит. Налево! Шнель!

Э с э с о в к а  с  х л ы с т о м  в  р у к е. Шнель! Поля империи ждут антропогенных удобрений. Быстро! Костедробилки стоят из-за отсутствия мешков. Работать! Шнель!

С. Сначала нас держали вместе с матерями. Мы не имели и отдельных номеров. У нас были те же номера, что и у взрослых. Та только разница, что пятизначный номер не помещался на маленьких ручонках, и нам вытравляли его на бедре… А потом нас отделили. В память навсегда врезано это воспоминание. Меня уводят, а мать склонилась с толстой иглой над грубой мешковиной. Чему она улыбалась, тогда? Какая картина стояла тогда в ее неподвижных глазах?

Эсэсовка с хлыстом в руке уводит  Р е б е н к а  — он плачет, цепляется, кричит, глаза матери незрячи, слух ее поражен, она держит в руках мешок.

Д и л ь б а р (любуясь своим шитьем и напевая).

Рубашка сшита. Может быть, вот тут

Еще один узор и бахрома.

Глядит Дильбар с улыбкой на шитье,

Глядит и восхищается сама.

Вдруг заглянул закат в ее окно

И на шелку зарделся горячо.

И кажется Дильбар, что сквозь рукав

Просвечивает смуглое плечо.

(Глядя на мешок и поднимаясь.) Я опять сшила тебе рубашку. Слышишь, милый?.. Я прошла уже тысячи километров, и везде — страдания, смерть, кровь. Почему ты не отзываешься? Куда ты ушел? Столько мертвых, и каждый из них с твоим лицом! Как мне узнать тебя?.. Чей-то стон. Наверное, это стонет израненная земля? Или души погибших взывают к любви? А может… Может, это стонет твоя душа? (Уходит, тает, словно видение.)

С. Странен этот мир. Странен, прекрасен, печален.

Появляется  П о э т.

О н (глядя в ту сторону, в которой скрылась женщина). Так часто я вижу тебя. Ты как будто утренний туман родных полей. В каком-то снежно-белом платье. (Внезапно.) Кто? Кто здесь?

С. Я.

О н. А-а, ты мой двойник. Все идешь по следу?

С. Да.

О н. Скоро уже этот след оборвется.

С. Ты чувствуешь это сам?

О н. Грязь, смрад, смерть. А я вижу порой, как жизнь снова входит в берега и дети бегут в лугах. Слышу, как поют шмели свою колыбельную цветам. Цветы тоже как дети, и их много у земли… От слез потемнели избы сел, репейник цветет. Нас не будет, но через слезы, пепел человек опять вернется к себе. (Страстно.) К своей доброй сути. И земля опять оденется в зелень, просветлеет. А там, где серый бурьян, чтобы согреться глазам детей, из ран, кровавых ран земного сердца, проклюнутся цветы.

С. Да, все будет так.

О н. Так? Скажи, в мире, в котором живешь ты, уже нет зла, крови? Молчишь?.. Конечно, человек растет медленно. Смешно, наивно думать, что все придет так быстро. Но ведь придет! Хочется думать, что придет! Ведь так?