Диалоги снаружи и внутри - [22]

ни те глаза, что смотрят смело, —

не смогут удержать. Хотя…

А ветерок резвился ланью

и замирал у горных круч —

да в небо тучам на закланье

был послан дня последний луч.

«В прибоях радости возмездьем…»

В прибоях радости возмездьем

за униженья торжество

обиды убегают вон

раздумий и сомнений прежде.

И не до истин вечных, ибо

и неудавшиеся дни

с недосягаемости вниз

за счастье появиться гибнут…

«Достигнувшим, но непонятным…»

Достигнувшим, но непонятным

мерцает послание звезд.

Иным, то – лишь яркие пятна

зачем-то создатель завез.

А кто-то в разрыв притяженья,

которым всех держит Земля,

среди ледяных возражений

найти жаждет Господа взгляд.

Пелена

Снежинок белых отторженье

парит таблицей умноженья

и с неизвестностью сближеньем

грозит как карой Божьей нам.

Смешалось с кашей время суток,

хвостом последнее «кому-то»,

не разделяя нетто с брутто,

вильнуло – не его вина,

что у верхов свои капризы,

что нет ни верха и ни низа,

и жутким хохотом пронизан

в тартарары летящий ком.

И мир, уменьшившись до спален,

не дотянувшись до проталин,

необоримой силой свален —

упал так тихо и легко…

Позыв

Мы не должны так просто и бесцветно.

Нам не должны порывами души.

Каким позывом прорастает ветка

меж обстоятельств, ждущих задушить

любой росток, отважившийся смело

начать свой путь, ведущий в никуда?..

Но безрассудство вновь готово делать

шаги в весной томящуюся даль,

что жжет в душе шагнувшего незримо

встреч с неизвестным таинством пожар —

как будто где-то в недопятом Риме

есть оснащенность, мыслями свежа

и совершенством сил души и света,

что льет светило там не как у нас…

И нам взлететь бы в царство света это,

да где найти такого скакуна?

Перед приговором

Легла строка, тревогою не смея

смешать в клубок событий стройных ряд.

И только грусть, за скаредность коря

твоей души ту скрытность, что умеет

ни даже взглядом истины не выдать —

грустит и ждет, решения страшась:

то ли от счастья сделать антраша,

то ль попытаться ускользнуть невидно…

А время – этот молох – не черствеет,

оно идет, выравнивая строй;

палит оно безжалостно порой

иль ливня шквалом или суховеем.

Лишь взгляд твой так же безразлично тих

как отпеванья траурный мотив…

Страж

Ах, степь раздольная, что небом так укрыта,

как пеленают крепко матери детей!

Степь, что вольна как взмах и лошадиной прытью

готова вдаль за горизонт лететь, лететь…

В разбеге детских лет ты трелью жаворонка

и буйством ветра в моей жизни началась.

А травы росные – под утро только тронь-ка —

весь будешь мокрый как прибрежная скала.

Здесь белым полуднем жара пожаром ляжет,

накроет все, что на виду, и только тень

хоть от чего бы, но гордиться будет кражей

лучей палящих, обжигающих везде.

И лишь мираж степной, все волнами съедая,

что вознамерится покинуть сей простор —

всегда на страже этих мест, даже когда я

иду дорогой, может, ровной, но не той…

Рельсам

Вокзала праведность и нигилизм разлуки,

взгляд упрекающая рельсов параллель…

Непротивление сердец ударам гулким,

и невозможность Божьей воли всех жалеть.

Перрон бесчувственный, как взлетная площадка,

уводит в небыль отреченное «вчера».

Гудок последний хлещет плетью беспощадной

по тельцу клееной надежды – и пора.

Твой взгляд безжизненный и скошенный слезами,

едва заметный и повисший взмах руки…

Как будто здесь с тобой присутствуем не сами,

как будто сами от перрона далеки —

в том утре вешнем, где улыбкой свет сияет,

и в даль безбрежную стрелой мечта летит,

где лист осенний чужд и так нестрашен яви,

как рельсам гвоздики и влага на пути…

Укол

Зацепиться бы хоть октябрем

за остатки бездонной лазури

без намеков, притихших и хмурых,

в коих генами то и берем,

что смириться душой и теплом

перед дребезгом стужи безглазой

и сугробов, как топь, непролазных

нам придется, что нас не спасло

вознесенье под дудочку лета,

где дожди не фаготом звучат,

где свирели не только сейчас

буйных трав с ветром были пропеты.

Зацепиться б – да как? Унесло

листья в небыль несбывшимся комом…

Тыщу лет все до боли знакомо —

тыщу раз от того не тепло.

Первый снег

Как все мы опрометчивы стареть,

как солнце склонно утром воротиться;

как сок дано собой хранить коре,

как петь дано легко свободной птице;

как ив листва обманута водой —

закон зеркал лишь тем постигнут миром,

куда любой без ведома ведом

без объяснений, что мы здесь пунктиром.

Заупокойный трав густых мотив,

урчанье кошки, что потом затихнет;

извечный выбор – здесь или идти,

чуб как приманка, вьющийся так лихо —

безбрежен жизни, выданной нам, лоск,

как неизбывна суть апрельских капель…

И то, что снегом нынче занесло —

лишь травоядный разгребает лапой.

Двойственность

И не нужно, чтоб все было так,

что вдруг солнце лишь светом взмывало б;

или белое в стынь покрывало

для того лишь Земле обретать,

чтоб мороз в подреберье не рыскал,

так придумав базальты пронзить…

Неприемлем столь скорбный транзит,

как не нужен оскал песий кискам.

И прекрасен закат не лишь тем,

кому доля в кустах дожидаться,

как перронам у призрачных станций

к поездам на свиданку лететь.

Нам тягаться с зарею невмочь,

чтобы туч

поубавить завалы…

Только чтобы мы нас узнавали —

все вокруг норовит

нам помочь.

Возможность

Так долго сыпет небо снегом топким,

что непонятно, кто куда летит —

конец Вселенной ли навстречу сопкам,

или Земли разбужен аппетит