Диалоги снаружи и внутри - [21]

Да воды, больные, захотели.

Гнал себя: позволил простудиться,

Проще быть внимательным – в метели.

Стал. Молился молча, неторопко,

Пред Всевышним наша доля – смердья.

И сквозь вьюгу проступила тропка —

Нет греха, что больше милосердья!

Весь иззяб, ища лесную рамень,

Отыскал застывшую колоду:

Или думал, что во всем исправен? —

Все корил, зачерпывая воду.

«Со свежего листа… Душисто веет снегом…»

Со свежего листа… Душисто веет снегом,

Декабрьский день цветет нежнее миндаля.

Соприкоснулась вновь со слишком близким небом

Такая ж как оно, прохожая, земля.

Но зябко снег пушит, теряя санный волок,

Уж прорубь в облаках синеет через край.

И знаешь, если мрак и оголтелый холод

Я не переживу, – ты не переживай.

Не простирай тоски и горестней, и выше

Посеребренных звезд и выдохнутых роз.

Считай: в цветущий сад я ненароком вышел —

Намало и шутя. Надолго и всерьез.

«Снег. И веет холодом от окон…»

Снег. И веет холодом от окон.

Одиноко в мире одиноком,

Но едины лира и душа.

Можно быть провидцем и пророком,

Тишиной и нежностью дыша.

И пустынно. И совсем не пусто.

Постоянство снега – только чувство

Всех тропинок на своих местах.

Можно душу вывернуть до хруста,

Погружаясь в этот светлый прах.

Ничего в пространстве, кроме вьюги,

Чтоб молиться об ушедшем друге,

Может, самом близком на земле.

Он молчал о маленькой услуге —

О едином слове, о тепле.

«Темнело. С воли дул холодный ветер…»

Темнело. С воли дул холодный ветер.

И было так, как будто не приветил

Меня мой друг. И ветер выл в груди:

Любви и справедливости не жди

Ни от кого, такого нет закона!

И я уснул. И видел блеск затона

И чей-то взгляд. И бриз береговой

Смирялся, будто лист перед травой.

Шептали камыши, где рощи дремлют:

Не верь себе, пока не ляжешь в землю.

«Пора уж к веку золотому…»

Пора уж к веку золотому

Припасть натруженной пчелой

И слов горчащую истому

Сбирать для фразы ключевой.

И сквозь черты чертополоха,

Бурьяна буйство, мощь хвощей

Приметить, что не все так плохо

В природной прихоти вещей.

Что, разгоняя кровь по жилам

Юнцам и даже старожилам,

Немеет мир пред глубиной,

Лишенной твердого значенья,

Но полной тихого свеченья,

Неясной прелести земной.

А в небе клин и лист кленовый —

Приметы осени, где новый

Короткий век дарован мне.

И я в тоске провинциальной

С какой-то нежностью печальной

Гляжу на летний куст в огне:

Он подражает купине.

«Вот маки – цветущие бабочки сна…»

Вот маки – цветущие бабочки сна,

Вот сны – золотые соцветия сада,

Что щедрую прелесть дарили сполна.

Но сад обнищал, покосилась ограда.

Вот сухость гремушки на месте цветка

И вызревший сон может быть смертоносен.

Вот выпуклость яблока чует рука,

И дрожь пробегает по саду, где осень.

И дрожь пробегает по телу. Старик,

Я вижу, как мы, то есть прежние дети,

Смеемся с тобой вне аллей и столетий,

Встревожив, как бабочку, солнечный блик…

«Расточая по каплям моря…»

Расточая по каплям моря,

Выбирает ли дождь, где упасть?

Шепчет он, ни о чем не моля,

даже если б молитва сбылась.

Это время текло наяву

По гремящему желобу жалоб,

Это в каждой былинке – живу!

Но и в каждом комарике – жало.

Да откуда ж на свет, как на тень,

И повывелись эти уродцы?

О, земля, твою жадную стернь

Лишь питали печалей колодцы.

Но пространства пузырь – альвеолой

Вдруг расширился, чтоб не укрыться

Было в этой омытости голой,

В эту временность не водвориться;

Чтоб, земли под ногами не чуя,

Не ища оправданий еще,

Знал: в свободном пространстве лечу я —

Упоительно небом прощен.

«Казалось, уже ни за что и…»

Казалось, уже ни за что и

Не стронуть громаду, а вот —

Подмыты пласты и устои,

И толщь ледяная плывет.

Ломая края, середины

Оковную мощь сотряся,

Подобьем судьбы или льдины? —

Она распадается. Вся.

Свидетель безумья такого,

Поймешь ли, что ты не во сне,

И лучше томиться в оковах,

Чем грезить и петь о весне.

Но ворон, как мельник, смеется!

Чернеют круги на воде.

И полною грудью поется,

Уж как никогда и нигде.

Шорох тайн абажура Виктор Цеберябов. г. Братск, Иркутская обл

Родился в 1950 году на Алтае; закончил художественно-графический факультет Омского пединститута. В 2003 году начал писать стихи.

Публикации: журнал «Сибирь» 2008 г., журнал «Северо-Муйские огни» – 10 номеров 2009–2014 гг., проза и стихи, городские альманахи.

© Цеберябов В., 2015

«Возьмите Это, даже если светом…»

Возьмите Это, даже если светом

залиты все доступные места

и переходы – вы возьмите Это —

не всяк об Этом может и мечтать.

О том, что можно ровно посредине

волне в досаду развернуть ковчег;

и, если где-то вход загородили

и возвестили: «Не открыть ничем!», —

плевать на вход, на выход и на бреши,

на реквием, летящий в пустоту;

на озарение, которое разрежет

реальность на две: эту и вон ту,

полет которой даже с махаоном

сравнить, – наверно, просто насмешить;

но если слиться с качкою вагонной

и взвесить состояние души —

возьмите Это, даже если спеты

нет, нет, не все, но важные слова.

Коль словом трудно обозначить Это —

всего верней на версты уповать…

«Богатой данью даль манила…»

Богатой данью даль манила,

и ветерок шептал о том,

что ни пейзаж, увы, унылый,

ни дня режим, увы, пустой;

ни диалог дождя и листьев

о том, что лучше – высь иль ниц,

ни даже речки берег мглистый,

ни этот приговор зарниц;

ни жар пшеницы переспелой,

ни звезды, что слезой блестят,