Диалоги о ксенофилии - [9]

Стажёры приостановились, робея подойти к ней, но не решаясь самим себе в этом признаться. Анна обернулась и поощрила их выжидательной полуулыбкой.

– Вы уходите? – заговорил Стив. – А я так радовался случаю потанцевать с Вами.

– В следующий раз, – пообещала Анна.

– Мы прочли Ваш перевод, – приступила к делу Рената; сделала паузу, но не дождалась реакции. – Нам бы очень хотелось узнать: что Вы думаете об авторе сонета?

– Ничего, – невинно ответила Анна.

Стажёры переглянулись, не зная, рассмеяться им или откланяться. Анна пожала плечами и сдалась:

– Автор умеет писать стихи. На мой взгляд, это достаточная характеристика для поэта.

– Он не только поэт, – заметил Игорь.

– Это очевидно. Обороты «льямат он» и «кантэрос хират лес тамин» – это… м-м… суризмы. Автор хорошо владеет сурийским и часто употребляет его. Значит, он либо окончил университет – а может, ещё учится, – либо лицо духовное. Скорее духовное, потому что почерк… На факсимиле, которое вы мне дали, рука автора?

– Да, – сказал Игорь.

– Почерк очень мелкий, округлый и упрощённый, это смахивает на влияние чанджийской скорописи, а все тексты, попадающие из Чанджера в Ареньолу, хранятся чаще всего в монастырях и в большой тайне. Автор знает марнитскую поэзию – образ путника в пустыне характерен для неё. Судя по настроению, автору знакомо рабство. Вероятно, он был в плену. Итак, скорее всего, это член духовно-рыцарского ордена.

– Вы можете определить – какого? – азартно спросил Стив.

Анна тихонько вздохнула: точь-в-точь благовоспитанный ребёнок, которого взрослые замучили вопросами: «Кого ты больше любишь – маму или папу?»

– Пожалуй, кощунственное сравнение себя с ангелом и дьяволом может себе позволить только эрмедорит.

– Точно! – воскликнула Рената. – Вы угадали почти всё. Это Рыжий магистр.

Анна подняла брови. Ей это прозвище, по-видимому, ни о чём не говорило.

– Великий магистр ордена Даис Аннаис, Антонио Ванор Альтренский, – пояснил Игорь.

Впервые за весь разговор Анна на миг подняла к ним глаза – нехорошие глаза, волчьи, то ли прицениваются, то ли прицеливаются – и вдруг побелела, хотя белеть ей, казалось, уже некуда. Но тон её низкого голоса остался по-прежнему прозрачным, холодновато-чистым, выдержанным и ироничным.

– Вот как? – она улыбнулась. – Рыженький заморыш стал Великим магистром? Виват Ильегорскому.

_ _ _

– Как он посмел явиться к священному престолу? – гневно произнёс понтифик. – Раб, бастард, отродье еретика и чернокнижника!

– Во-святых святой отец, капитул Ордена избрал его Великим магистром. Но в Вашей власти не утвердить…

– Сорокалетнему8 мальчишке – сан, равный королевскому… Непостижимая наглость!

– Священный престол Всемирной Церкви своею властью даровал рыцарям Духа их права и привилегии…

– Иначе эти дьяволы взяли бы их сами! А теперь они противостоят монархам, скупают земли, строят какие-то школы, сеют ересь, владеют огромными богатствами…

– Во славу и на благо Церкви, во-святых святой отец.

– Всё равно. Властью священного престола я не допущу, чтобы он встал во главе Ордена. Это чересчур. Впусти.

Понтифик сверху вниз, с высоты трона смотрел на приближающегося юношу в тёмно-сером плаще эрмедорита. Ванор преклонил колено и поднёс к губам край оранжевого облачения понтифика.

– Зачем ты пришёл, раб? – процедил первосвященник.

– Спаситель мира, Элий Айюнши, тоже двенадцать 9 лет был рабом в доме Ихеля, – проговорил Ванор, подняв на понтифика глаза. Понтифик не мог отвести взгляда от его пульсирующих зрачков.

– Сойдя на дно страданий, Пророк познал меру подлости и меру подвига, и проник в душу человека, и постиг его, и возлюбил его, и возжелал спасти.

Чуть слышный голос Ванора отдавался в ушах понтифика отдалёнными раскатами грома. Благоговейный ужас снежным комом рос у него под рёбрами, мешая вздохнуть. А он-то ожидал, что этот щенок, сумевший за несколько лет проскользнуть по всем степеням посвящения, этот лисёнок, который немедленно после гибели Леона Корсидо Валисийского облапошил или подкупил капитул, попытается теперь и с понтификом хитрить или торговаться…

– Не хочешь ли ты сказать, что рабство просветляет и возвышает? – спросил он.

– Рабство в мире, а не во мне. Разум свободен, и рабство лишь позволяет ему обратить взор в собственные глубины и увидеть в них извечную битву Бога и дьявола, и своею свободной волей – высшим даром Творца, – своею духовной силой избрать путь добра или зла, истины или заблуждения. Господь же благой возносит тех, в ком видит искру божественного духа, даже из животного состояния, и протягивает руку идущему вверх.

– Ты прав, сын мой, – после паузы выговорил понтифик. – Нет рабства в твоей душе. И ты ратными подвигами доказал свою любовь к Богу и Всемирной Церкви. Но достанет ли у тебя сил возглавить Орден?

– Путь к благой цели не может быть лёгким. И Пророк трижды останавливался по дороге на Беннауджо и трижды был искушаем возможностью избавления от мук колеса. Но дух видящего истину сильнее его плоти. Я верен пути, кем бы я ни был, и буду верен, кем бы ни стал.

– Дух Божий осенил тебя. Ты избран не капитулом, но Господом.

– Бог избирает немудрое мира, дабы посрамить мудрое, – ответил Ванор с выражением благостного смирения.