Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному - [15]

Практически ничего не написал после «Пана Тадеуша» МИЦКЕВИЧ: пару драм на французском (исключительно ради заработка) да пару стишков, которые вычеркиваются из его наследия без особого тому ущерба. Последние двадцать лет занимался чем угодно, только не поэзией — с головой ушел в религиозную мистику (решился на «оглупление ради Христа», как подметил кто-то), что-то преподавал, что-то редактировал. Рожал детей (семерых) со своей второй, полусумасшедшей женой. Организовал Польский легион и сражался за свободу Италии…

Подсчитано, что на активное творчество у него ушло совокупно никак не больше трех-четырех лет. Полторы с лишним сотни страниц III части «Дзядов» (столько же примерно в пушкинском «Онегине») были накручены им «за несколько весенних недель» 1832-го. Буквально между 20 марта и 5 апреля, после чего Адам сел за перевод байроновского «Гяура», а к концу апреля «Дзяды» уже были переписаны набело.

Программный же «Пан Тадеуш», окрещенный кем-то — в числе прочего и за внушительный объем — польскими «Дон-Кихотом» и «Илиадой» в одном флаконе, был создан в два полугодия. Причем ни у кого из биографов мы не находим ни намека на то, что поэт сидел за ним день и ночь…

Едва ли не буквально следовал завету Горация — девять лет держать труд под изголовьем, прежде чем выступить с ним в свет — ГОНЧАРОВ. 15 лет Иван Александрович творил исключительно для себя и узкого круга друзей. На недоуменные вопросы, отчего не печатается, отвечал: ленив от природы. За что получил прозвище «принц де Лень» (которым, кстати, гордился и даже письма подписывал).

«Де Лень»?.. Ответить на этот вопрос теперь уже вряд ли представится возможным: после смерти практически весь его архив был уничтожен — в строгом соответствии с последней волей. В связи с чем биографические сведения о жизни Ивана Александровича сравнительно скудны. Известно, что жил он предельно одиноко в одной и той же сумрачной квартирке на Моховой — кругосветное путешествие в роли секретаря при адмирале Путятине, скорее, одно из немногих исключений.

В 1847-м (в 35 лет) наш герой разродился моментально принесшей ему известность «Обыкновенной историей». Тогда же опубликовал «Сон Обломова» — увертюру его следующего романа, который увидел свет лишь в 1859-м. За два года до этого, правда, вышел «Фрегат «Паллада», но это ведь всего лишь сборник очерков, путевых заметок.

Проходит еще десять лет, и Гончаров публикует свой третий и последний роман — «Обрыв»… Казалось бы: ему всего 57, впереди двадцать два года жизни. Но Гончаров тратит их исключительно на малые формы: статьи, мемуары (блистательный «Мильон терзаний», «Слуги старого века» и т. д.). То есть силы не сякли, пороха в пороховницах было выше крыши, а романист кончился.

«Пусть добрые, порядочные люди, «джентльмены пера», исполнят последнюю волю писателя, служившего пером честно, и не печатают ничего, что я сам не напечатаю при жизни, и чего не назначал напечатать по смерти. У меня и НЕТ в запасе никаких бумаг для печати, — завещал он за два года до смерти. — Это исполнение моей воли и будет моею наградою за труды и лучшим венком на мою могилу».

Как творил… «Живу ночью, а днем сплю, потому что страдаю бессонницей и крайним раздражением нерв».

Для работы ему требовалась комната с голыми стенами и могильной тишиной — «чтоб не проникал ни один внешний звук… чтоб я мог вглядываться и вслушиваться в то, что происходит во мне, и записывать». «Лица не дают мне покоя, пристают, позируют в сценах, я слышу отрывки их разговоров…» — жаловался он. Жаловался и вынашивал роман за романом в ГОЛОВЕ. Да обычно — еще и с разделением на главы. И только потом садился и скоренько записывал: гений!

Весьма нестабильно производил на свет литературные детища и СВИФТ. Он писал быстро, но «именно и только… с перерывами». «Битва книг» и «Сказка бочки» были созданы в 1696–97 годах. При этом «Сказку» удалось опубликовать лишь семь лет спустя. В 1710-м она претерпела еще пять переизданий, что непременно выдвинуло бы Свифта в ряд первых британских писателей современности, если бы…

Если бы он осмелился поставить под ней свою подпись. Правда, искушение было столь велико, что вскоре Свифт открылся-таки. Но издание книг анонимно навсегда осталось его фирменным знаком. За собственной подписью им был явлен публике только «Проект распространения религии». Что вполне объяснимо: «Сказку бочки» папа римский внес в индекс запрещенных книг.

Теперь насчет простоя: если не считать нескольких памфлетов, Свифт не берется за перо до самого 1720-го, когда им был начат «Гулливер»… Параллельно его пробивает на скандальные «Письма Суконщика» (их было семь) — что-то вроде «Философических писем» нашего Чаадаева.

Но свифтовы были круче. С точки зрения вызванного резонанса, во всяком случае. Премьер-министр Англии распорядился арестовать всем известного анонима. На что наместник в Ирландии заметил, что для ареста Свифта понадобится «экспедиционный корпус в десять тысяч солдат». И это было чистой правдой. Декана Дублинского собора круглосуточно охранял специальный вооруженный отряд добровольцев (прообраз Ирландской Революционной Армии). На улицах выставлялись его портреты. В честь писателя был образован «Клуб Суконщика». Тут же родилась и распространилась легенда о том, что кумир не кто-нибудь, а потомок древних и справедливых ирландских королей. И Англия спустила «дело Свифта» на тормозах…