Дхарма в аду - [11]
Распределение жилых помещений происходит в соответствии со стажем работы и способностью держаться подальше от неприятностей. Любая провинность – и вы теряете свою комнату, перемещаясь в самый конец списка. Бывает и такое, что вас безо всякого предупреждения переводят в другое исправительное учреждение, и вам приходится начинать свою тюремную «карьеру» заново, живя в переполненной общей камере. Подобное напоминание о непостоянстве усиливало моё устремление практиковать и вызывало недовольство собой, когда я пропускал практику.
Мне здорово повезло, что к моменту, когда я попал в тюрьму, я уже довольно серьёзно практиковал Дхарму. Впервые я попробовал медитировать ещё в 1974 году. Я принял обеты прибежища в тибетской буддийской традиции в 1978 году, а в 1979 году, в Университете Наропы, получил степень магистра буддийской и западной философии.
Здесь мне хотелось бы немного подробней рассказать о моей жизни до заключения. Я был практикующим буддистом и занимался контрабандой наркотиков. Та мятежность духа, которая была свойственна мне, юноше из бурных 1960-х, привела меня, как и многих других моих сверстников, к поискам некоего опыта истинных переживаний – чего-то, что выходило бы за рамки той искусственности, которой был пронизан обыденный мир.
Эти поиски привели меня в контркультуру, где было принято экспериментировать с наркотиками, а также к изучению восточных религий. Контркультура и наркотики были в этом списке на первом месте, и к тому моменту, когда я начал медитировать, я уже страдал алкоголизмом и наркотической зависимостью.
В конце концов я стал промышлять мелкой контрабандой наркотиков. Я был экспатриантом – жил в Южной Америке – и контрабанда давала мне средства к существованию. Этим промыслом я также рассчитывал скопить средства для возвращения в Соединённые Штаты. Я хотел наконец закончить школу и перевезти свою молодую беременную жену в место получше. К тому времени, когда я встретил своего учителя Чогьяма Трунгпу и принял прибежище, я уже не чувствовал такого социального отчуждения, какое было свойственно мне в молодости, и не интересовался политикой, однако я крепко подсел на алкоголь и наркотики.
Долгие годы я вёл двойную жизнь. В одной из них я был пламенным участником буддийского движения, которое поощряло развитие благоразумия во всех аспектах жизни. В другой я был контрабандистом и торчком. Те мои товарищи по буддийскому сообществу, которые знали о моей второй жизни, постоянно уговаривали меня завязать с ней. Избавиться от зависимости – это легче сказать, чем сделать – и к тому моменту, когда у меня это получилось, было уже поздно. Мне не удалось выйти из игры целым и невредимым.
В итоге это давнишнее увлечение привело меня в 1985 году на скамью подсудимых. Меня обвиняли сразу в нескольких преступлениях – контрабанда кокаина и организация преступной деятельности. Мои учителя и наставники из буддийского сообщества помогли мне решиться принять ответственность за свои прежние поступки и не бежать из страны даже в свете того, что обвинительный приговор и длительное заключение были практически неизбежны. И я ни разу не пожалел об этом своём решении. Я рад, что в конце концов у меня хватило благоразумия последовать их совету.
Я начал выполнять сессии медитации, когда ещё только ждал суда в двуместной камере переполненной окружной тюрьмы, которая была похожа на сущий ад. С тех пор я медитировал ежедневно. Когда в 1987 году я получил возможность жить в одноместной камере, у меня появилась возможность начать нёндро – практику, передачу на которую я получил ещё в 1981 году. В соответствие с традицией мне необходимо было выполнить по сто тысяч повторений каждой мантры и сто тысяч земных поклонов, или простираний. Я начинал практиковать в 3:30 утра, пока в отделении было ещё тихо.
В мою комнату можно было заглянуть через дверной проём или окно. Охранники, которые ежедневно, в пять часов утра, проверяли заключённых, заставали меня за простираниями. Я делал тысячу таких поклонов, и уже к середине сессии пот лил с меня ручьями, сердце бешено колотилось, дыхание сбивалось, а тело вибрировало мелкой дрожью. Моё состояние выходило из под контроля. Я чувствовал себя беспомощным, и мне становилось страшно, а это совсем не то ощущение, к которому стремишься в тюрьме, – тут и так не особенно весело.
Для того чтобы закончить нёндро, мне понадобилось пятнадцать месяцев напряжённой работы, когда на сон у меня оставалось не больше четырёх часов в сутки. Всё это время я также держал пять обетов мирянина (не убивать, не воровать, не лгать, воздерживаться от неподобающего сексуального поведения, не использовать изменяющие сознание вещества). Прежде, до своего заключения, я соблюдал эти обеты лишь когда принимал участие в коротких общих ретритах, не обращая на них никакого внимания в своей повседневной жизни. В тюрьме же я сделал соблюдение обетов мирянина своей ежедневной практикой.
Впервые я стал пробовать соблюдать обеты мирянина ещё в 1985 году, когда меня перевели в федеральную тюрьму, но когда тремя годами позже я стал придерживаться этих правил на постоянной основе, то обнаружил, что это переводит на совершенно другой уровень мою практику внимательности. Наибольшим открытием для меня было обнаружить свою склонность к напыщенной, язвительной и абсолютно бесполезной болтовне.
