Дхарма в аду - [10]

Я практиковал в этом чулане несколько лет – до тех пор, пока меня не перевели в одиночную палату. Иногда, в выходные дни, я умудрялся проводить в своём чулане сессии медитации длительностью четыре-пять часов. Ирония была в том, что эта практика «уединения» в чулане на самом деле выставляла меня на всеобщее обозрение. Большинство заключённых считали меня «немного того», но постепенно все привыкли к моим уединениям в чулане. Я предлагал и другим воспользоваться открытой мной возможностью, но, насколько я помню, моему примеру последовал лишь один человек. Большинство людей обычно стесняются практиковать у всех на глазах. Позднее, когда я уже жил в одиночке, уходя на работу, я предлагал её для практики любому заключённому из нашего блока, кто в этом нуждался.

Тюремная часовня могла бы быть отличным местом для медитации, но она была расписана буквально по минутам, ведь в тюрьме было много верующих – христиане, мусульмане, иудеи, американские индейцы и последователи многих других конфессий. Персонал тюрьмы был в основном ориентирован на фундаментальные христианские ценности, и это, конечно же, отражалось на работе часовни. Довольно часто из разговора с тюремным капелланом можно было выяснить, что он считает буддизм чужеродным и опасным культом.

К счастью, не все доходили до такой крайности в своих суждениях. Я проявил вежливую настойчивость, и, заручившись поддержкой двух других буддистов – молодого непальца и инженера из Тайваня, – сумел организовать в часовне группу буддийской медитации. Несколько лет мы собирались каждую субботу около четырёх. Мы расставляли стулья по кругу и рассаживались. Со временем мы довели продолжительность наших сессий до двух часов, сконструировали переносной алтарь и даже раздобыли несколько подушек для медитации.

В какой-то момент в график работы часовни добавили ещё один день, и мы умудрились выкроить себе дополнительный час для медитации в среду вечером. Теперь по субботам мы занимались теорией – смотрели тематические фильмы и обсуждали их, или просто беседовали о Дхарме, – а в среду вечером проводили сессию сидячей медитации. Первую субботу каждого месяца мы посвящали трёх-четырёх часовой сессии сидячей или ходячей медитации.

Тюрьма, где я отбывал наказание, была по сути медицинским учреждением, и люди, как правило, надолго там не задерживались. Поэтому наша группа всё время оставалась довольно малочисленной, и состав её с годами менялся незначительно. Нам оказывал поддержку буддийский центр в Канзас-Сити. Члены этого центра вынуждены были прилагать массу усилий, чтобы поддерживать его работу в условиях стресса, вызванного городской жизнью, работой и семейными обстоятельствами. Вдобавок к этому, от города до нашей тюрьмы было добрых пять часов езды. Но, несмотря на всё это, они иногда находили время для того, чтобы навестить нас.

Формальную практику выполнять в тюрьме крайне сложно, но в то же самое время местные условия являются идеальными для тренировки внимательности. Тюремная жизнь отличается интенсивностью, от которой просто некуда деться, поэтому, если у вас есть хоть какой-то опыт осознанности, то он обернётся непрерывным наблюдением за состоянием собственного ума. И вовсе не монастырь, а именно гиблые места (см. Главу 1), которые упоминаются в буддизме индийской и тибетской традиций, можно использовать в качестве аналогии, когда мы говорим об условиях для практики в местах заключения.

Шли века, и «гиблые места» стали расхожей метафорой крайне сложной ситуации, полной препятствий для практики. Считается, что потенциал того, кто в состоянии практиковать в таких сложных обстоятельствах, стремительно возрастает. Я испытываю большое уважение ко всем заключённым, кто пытается практиковать Дхарму. Учитывая весь тот скептицизм, а порой и подозрительность, которые вызывает буддизм в стенах американских тюрем, нам здорово повезло, что у нас вообще есть возможность его там практиковать. В некоторых странах Азии, например, нашим братьям и сёстрам по Дхарме вообще запрещена формальная практика. Нарушение этого запрета может повлечь за собой пытки и даже смерть. Отвага этих людей, которые не прекращают скрытую практику и хранят свои обеты даже в таких экстремальных условиях, служит для меня вдохновением – ведь я нахожусь в куда более благоприятной обстановке.

Большинство заключённых живут в общих больничных палатах, и достаточно пары беспокойных соседей, чтобы жизнь всех остальных превратилась в ад. Обычно все попытки заключённых навести в комнатах собственные порядки сводятся на нет усилиями информаторов, которых в каждой тюрьме хоть пруд пруди. Вы либо ведёте себя подобающе, либо вступаете в конфликт и тогда приготовьтесь проводить большую часть своего времени в «дыре» (тюремный изолятор). Возможно, кому-то придёт в голову, что таким необычным путём можно устроить себе уединённый ретрит, но стоит помнить о том, что большинство камер в изоляторе двухместные.

В нашем больничном отделении, рассчитанном на шестьдесят пять человек, было всего лишь четыре одиночных комнаты. Мне посчастливилось занять одну из них. Несмотря на то, что отдельная комната лишь отчасти спасала меня от хаоса, творившегося снаружи, благодаря ей я смог закончить подготовительные практики