Дхарма в аду - [9]
Досточтимый Трангу Ринпоче – настоятель монастырей в Тибете, Сиккиме, Непале и канадской провинции Новая Шотландия – в то время путешествовал по миру, давая учения, и любезно согласился посетить Спрингфилд во время своей поездки по США, чтобы провести для меня церемонию абхишеки. С того самого дня и на протяжении последующих двух лет я путём проб и ошибок пытался прийти к пониманию того, как должен жить и практиковать в тюрьме тот, кто принял монашеские обеты. Несколько лет назад, во время выступления Билла Ботвелла[10] – буддийского учителя из Лос-Анжелеса – один из заключённых спросил, не кажется ли ему, что те, кто отбывает наказание в тюрьме, могли бы рассматривать эту жизненную ситуацию как опыт монашества. Так многие думали, и сам я именно в таком свете представлял себе своё заключение. Поэтому я был весьма удивлён ответу Билла. Он сказал так: «Это забавная идея, которая действительно могла бы пойти на пользу. Однако она может привести к ещё более усложнённому концептуальному восприятию ситуации, которая нас самом деле именно такова, какова она есть». У Билла не было нужды романтизировать заключение, поэтому он мог взглянуть на всю ситуацию свежим глазом, и его ответ застал меня врасплох.
Иногда сравнение тюрьмы с монастырём может действительно пойти кому-то на пользу – мы можем воспринимать место заключения как наиболее подходящее для практики и получения надлежащего духовного опыта. В тюрьмах, так же, как и монастырях, человек находится в сообществе, которое изолировано от остального мира. Жизнь там максимально упрощена – не нужно оплачивать счета, а все обязанности сводятся к тому, чтобы выполнять свою исправительную работу и исполнять приказы надзирателей. Нет необходимости лично заниматься проблемами семьи, хотя некоторые заключённые всё равно поддерживают отношения со своими близкими, обмениваясь письмами или разговаривая по телефону.
В большинстве тюрем, как и в большинстве монастырей, сообщество состоит из людей одного пола. Однако в качестве обслуживающего персонала могут работать как мужчины, так и женщины (в некоторых мужских тюрьмах численность персонала достигает шестисот человек, и половина из них могут быть женщины).
Но на этом сходство заканчивается. Тюрьма совершенно не похожа на монастырь или любое другое место, предназначенное для практики Дхармы, и воспринимать её в таком качестве – это просто фантазия. Шум и хаос – вот основные отличительные черты тюрьмы. За ними следуют ненависть и враждебность, а завершает список скука, верными спутниками которой выступают отчаянный поиск развлечений и стремление хоть как-то убить время. Можно отметить ещё чувство безысходности, которое овладевает заключёнными, особенно в зимние месяца, когда прогулочный двор закрывают довольно рано.
Как-то раз я попытался объяснить, на что похожа жизнь в тюрьме навестившей меня подруге, которая проживала в трёхкомнатной квартире. Я сказал ей: «Представь, что твою гостиную и обе спальни забили под завязку двухъярусными койками, а потом поселил туда пять – шесть десятков самых шумных, самых невыносимых людей, каких только смогли найти, и тебе теперь надо жить с ними вместе».
Шум и отсутствие личного пространства – в тюрьме это самые большие препятствия для формальной практики медитации. С 7 утра до 11 вечера в переполненных камерах слышен непрекращающийся гул. А в те моменты, когда наступает относительная тишина, из громкоговорителей системы оповещения становится слышна тихая мелодичная музыка. По вечерам же камеры становятся похожи на помещения ночного клуба – карты, домино и бесконечные разговоры.
Холлы и коридоры тюрьмы напоминают оживлённые улицы субботним вечером – люди шатаются туда и обратно, без конца кричат и суетятся. Очень не просто найти в этом хаосе место для формальной медитации. Ночью или рано утром, когда выключен свет, вы можете устроиться на койке в своей камере. Но если вы сядете медитировать днём или ранним вечером, вам придётся терпеть шум и косые взгляды других заключённых.
Для дневной медиации мне пришлось расчистить одну из подсобок, где хранились щётки, швабры и бачки для мусора. Я выставлял всё это наружу, чтобы меня не беспокоили, подготавливал сидение, и так практиковал часок-другой. От шума дверь в подсобку, конечно, не спасала, но это было, по крайней мере, отдельное помещение. В двери было небольшое окошко, и люди то и дело в него заглядывали. Некоторые, не заметив, что я выставил всё содержимое чулана наружу, неожиданно вламывались внутрь и замирали от удивления, увидев меня в позе медитации. В летние месяцы моя «мусорная кабинка» для медитации была похожа на сауну. Пот заливал мне лицо, попадал в глаза – я был абсолютно взмокший. Сейчас, оглядываясь назад, я удивляюсь, что у меня хватило на всё это упорства.
