Дежурный ангел - [31]

В один из мартовских гололедных дней, перед Страстной неделей, к машине Михаила раньше старушек или священников подошел бритоголовый здоровяк в кожаном плаще.

- Брателла, до Воровского не подбросишь? - попросил он. - У меня товарищ где-то завяз, а у мобилы батареи сдохли.

- Садись, - кивнул Михаил, обет есть обет.

Попали в «красную полосу», и на каждом светофоре приходилось стоять. Пассажир явно нервничал.

- А быстрее-то нельзя? Машина - зверь!

- Я по городу больше шестидесяти не езжу.

- Че так?

- Правила такие.

- Да ты че, братан, правильный? Ты че - нерусский? Быструю езду не любишь?

- Люблю, но только на трассе Париж - Дакар.

- О как! - и замолчал с таким видом, точно сидеть рядом с таким водителем для него жуткое оскорбление.

На улице Воровского остановились у одной из многоэтажек. Пассажир деловито полез в бумажник.

- Скока лавэ, брат? Сотки хватит?

- Я денег от храма не беру.

- Слышь, я тоже ведь не урюк какой, специально в церковь ездил Николе свечку поставить. Этта мой святой. Поэтому ты меня не обижай, одного бензина скока сжег. Короче, вот... - и оставил на сидении сложенную пополам сторублевку.

Михаил посмотрел на нее так, будто она сейчас прожжет сидение. Но успокоился, подумал: «Отдам нищим», правда, с места рванул, как давно уже не делал. «Toyota» утробно рыкнула и понеслась.

Уже после Пасхи Михаила разыскал Андрей, который иногда выступал его менеджером на гонках регионального масштаба. Нашел он его вечером у храма.

- Ну, не надоело еще извозчиком у Господа Бога работать? - это он сказал вместо «здравствуй» или хотя бы «привет».

- Нормально, - бесцветно ответил Михаил.

- Есть предложение. Тут областная федерация проводит кольцевые гонки по грунтовке. Первый приз - три тысячи баксов, второй - две, третий - одна, участие - двести. Ну, разумеется, тотализатор, можно ой как накрутить. Заявки подают еще три дня. Я пока застолбил на нас местечко. Спонсором выступает банк «Коммерциал». Ну как?

Михаил закусил губу. Он не думал о соревнованиях уже несколько месяцев, упустил пару лестных предложений. В итоге - его могли вообще списать со счетов. В кровь плеснуло адреналина, сердце ёкнуло и припустило, вспотели ладони: прямо-таки почувствовал на своих руках беспалые кожаные перчатки.

- Ну?! Рожденный летать - не может ползать! - Андрей растянул улыбку, замечая, как загорелся подзабытой страстью взгляд Михаила.

- Я ж не большой специалист по кольцевым, - последняя капля сомнения покинула душу гонщика.

- Чепуха! Ты прирожденный пилот! Ты и вокруг столба смог бы.

Михаил грудью лег на руль. Тихая улочка от Никольской церкви упиралась впереди в центральный проезд. Там наступающие сумерки разноцветными пулями рвали иномарки. Еще недавно - от светофора до светофора - Михаил всегда был первым. Прошлое поманило его азартом и беспечностью. Ну не в монастырь же теперь уходить...

- Садись, - кивнул он на соседнее сиденье Андрею и повернул ключ зажигания.

Включил фары и вдруг...

Всего на пять-семь секунд в свете фар появилось видение: старушка в сером пальто и пуховом платке, испуганный взгляд, прижатая к губам вязаная варежка... Антонина Павловна! Как в ту злополучную ночь. Холодный пот выступил на лбу, ледяными горошинами прокатился по спине.

- Ты видел? - спросил Михаил Андрея, успевшего сесть рядом.

- Чего? Кого? - улыбался Андрей.

- Нет.

- Чего нет?

- Я не буду участвовать.

- Да ты что, Михаил?! Тебя же спишут!

- Пусть...

- Ты же ничего больше не умеешь. У тебя же дар от Бога!

- А я, как ты заметил, на Него и работаю...

- Шум трибун на церковный хор поменял.

Домой Михаил вернулся поздно. Лена ждала его, давно приготовила ужин. С тревогой посмотрела в глаза, знала, что Андрей разыскивал его.

- Мне тут работу предложили.

- Ну и?

- Благочинному водитель нужен, пока со своей машиной, потом «Ниву» купят. Платить будут неплохо, не хуже, чем в какой-нибудь коммерческой фирме.

- А ты?

- Согласился.

- Слава Богу.

- Батюшка обещал нас обвенчать.

Через некоторое время Михаил прочитал в газете, что на областных кольцевых гонках произошло несчастье. Несколько машин попали в свалку, трое гонщиков крепко покалечились, двое погибли.

В этот день Михаил заказал сорокоуст за упокой души рабы Божией Антонины.

ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ

Это была тяжелая школа. Человек, который остался в живых после встречи с русским солдатом и русским климатом, знает, что такое война. После этого ему незачем учиться воевать...

Генерал Вермахта Блюментрит

Старый, немного пьяный казах рассказал мне эту историю 9 мая на КПП №-ской части в 1985-м, где он ждал своего внука-солдата. И я ему поверил. Мой дядя, отстоявший Сталинград и оставивший свое имя на берлинских стенах, рассказывал не менее удивительные истории. В принципе, ничего для нас удивительного - верить в победу.

* * *

22 июня 1941 года в 3 часа 15 минут самолеты «Люфтваффе» вторглись в воздушное пространство СССР, чтобы обрушить смертоносный груз на спящие города и военные аэродромы. 23 июня 1941 года в 15 часов 30 минут Андрей Нилов вышел из больницы с убийственным диагнозом: рак легких на последней стадии. Да еще и эти, как их? А! Многочисленные метастазы! «Два-три месяца - в лучшем случае, две-три недели - в худшем», - признался тихий интеллигентный доктор. Видать, «насобачился» уже беседовать со смертниками из онкологического отделения. В сущности, Нилова отпустили домой умирать, и он, стоя на крыльце с папиросой во рту, раздумывал, как это лучше сделать. Пойти на завод и напиться с ребятами? Не поймут, второй день идет война. Завалиться с девчонками в кабак да гульнуть последний раз? Не поймут, второй день - война. Пойти и удавиться? Не поймут, скажут - слабак. Страха особого перед смертью у Нилова уже не было. Ему санитарки еще месяц назад нашептали, что отнюдь не бронхит у него с осложнениями. Было время подумать. Правда, с одним-единственным вопросом так и не удалось разобраться: почему именно он, Андрей Нилов, двадцати восьми лет от роду, неженатый, комсомолец, передовик производства, награжденный за перевыполнение плана пиджаком фабрики «Большевичка» и прочая, и прочая? Почему? За что? И как теперь со всем этим быть? Ни в Бога, ни в черта воспитанный в советском детдоме Нилов не верил. Вот и стоял он на крыльце больницы с давно потухшей папиросой в зубах, не имея ни малейшего желания идти в общежитие, где здоровые и шумные ребята собираются добровольцами на фронт. Еще бы, надо же успеть побить фашистов, пока они сами не убежали.