Дезертиры с Острова Сокровищ - [68]

В честь классика французского кино такой способ объяснения можно назвать методологией пятого элемента – или просто пятым элементом. Случай Люка Бессона как раз показывает, что глубокая мысль в своем начале нередко принимает форму насмешки, пародии или просто шутки. Принцип пятого элемента прекрасно подходит для реконструкции социальной реальности. Возьмем ли мы синхронный срез политики, экономики и культуры или некую историческую длительность социальных процессов, мы непременно обнаружим устойчивые пары (а также триграммы, пентаграммы и более сложные комбинации). Чаще всего они кажутся проявлениями самого естества, чем-то само собой разумеющимся, но в действительности их поддерживает лишь инерция однажды состыкованных стихий-элементов (многие, впрочем, полагают, что сила инерции и есть величайшая сила всего происходящего).

Рассмотрим навскидку несколько устойчивых пар. Например, антиамериканизм (как ядро антиглобализма) и симпатии к исламскому фундаментализму. Второе оказывается почти неизбежным довеском к первому, и наоборот. Но почему, собственно? Почему обличитель Америки, протестующий против ее зловещей роли пожирателя-утилизатора различий, создаваемых культурами всего мира, должен поддерживать армию Пророка? Что мешает ему сказать: «Чума на оба ваши дома!», рассоединить проводки и выйти из политического бессилия? Именно так и поступили бланкисты, положив начало высвобождению «нового политического электричества» (при этом сама политика была предварительно обесточена, выведена из состояния короткого замыкания).

Или другая пара – экономический либерализм и установка на максимальный демонтаж государства. Кто сказал, что эти позиции непременно должны быть в связке? Ведь полисно-государственное начало, освобожденное до пределов возможного от сковывающей втянутости в экономику, освобождается тем самым для трансцендентного творчества – при этом своеобразная красота имперской идеи обретает уникальный шанс реализации. Когда всевозможные частные интересы и прочие параметры слишком человеческого исключены из инстанций имперского представительства, появляется возможность ориентироваться на эстетические критерии. Ведь геополитика это, в сущности, эстетическая дисциплина – так, например, полагали в свое время петербургские фундаменталисты.

Возьмем процессы уже свершившейся и творимой истории. Безальтернативность прошлого является особенно сильным подкреплением для сложившихся комбинаций. Россия воевала с Германией, фашисты преследовали евреев, Израиль все время ориентировался на Америку – заколдованный круг непоправимости. Но «экстраполированная в прошлое» возможность стратегического единения России, Израиля и Германии впечатляет. Эта триграмма радикально изменила бы мир, причем изменение географических границ в данном случае наименее интересно. Нет никаких сомнений, что такое стратегическое сцепление предотвратило бы контрколонизацию, воинство Аллаха не смогло бы даже собраться в боевые порядки, а первый встречный не одержал бы победу над гражданином. Да и созидательная энергия нестяжательства наверняка была бы направлена в другое русло. Однако трансурановые редкоземельные элементы социального уровня не сложились в мозаику исторической событийности, и сегодня они представляют собой всего лишь «отработанные» (в других беспощадных связках) продукты полураспада. Возможность рекомбинации ограничена еще и лимитом времени – Люк Бессон был и в этом отношении прав.

Множество социальных связок носит вмененный характер: стоит сказать «а», как тебе тут же припишут и «б» и «в» и остальные буквы стереотипного словосочетания; принципу вмененности поддаются и отдельные личности, и социальные субъекты. Поэтому для того, чтобы отыскать «пятый элемент», нужно высвободить из нейтрализующих связок четыре предшествующих, при этом необходимо еще уложиться в невозобновимый ресурс времени. Тогда может даже оказаться, что пятый элемент сам собой укладывается в конфигурацию образовавшегося проема – и мир внезапно освещается светом расшифрованного имени Бога.

Примерно так и получилось у бланкистов и других дезертиров с Острова Сокровищ. Все элементы нестяжательской практики встречались по отдельности и в комбинации с другими стихиями, которые не просто нейтрализовали их вещую силу, но зачастую не позволяли даже заподозрить ее наличие. Попробуем вначале рассмотреть извлеченные стихии в их чистоте, в той отдельности, в которой некоторые из них оказались неузнаваемыми, а другие просто засверкали неожиданными гранями.

Начнем с христианства. По своему духу и изначальному пафосу это одна из самых нестяжательских религий на свете, словно бы специально предназначенная для бездомных, но отнюдь не раздавленных своей бездомностью и бесприютностью людей (чего не заметил даже Ницше). В стихийной чистоте, в несвязанном виде христианство существовало только три-четыре столетия – это были столетия духовного новаторства, время великого исторического триумфа христианства, в значительной мере определившего потенциал европейской цивилизации от беспрецедентных подвигов веры до открытия Америки и расцвета науки. Затем начались века превратности, когда вещая сила христианства была нейтрализована и парализована институциями царства кесарева, отцедившими жидковатую кашицу из пищи духовной, предложенной Иисусом. Институализованная церковь превратилась в гигантскую Машину Спасения, работающую на холостых оборотах. Воистину удивительным событием ознаменовалась эпоха Реформации: христианство, ставшее к этому времени простой санкцией цинизма (что и обусловило феномен Возрождения), было вырвано Лютером из связки и возведено к состоянию чистой стихии – но лишь для того, чтобы совпасть со своей абсолютной противофазой, с квинтэссенцией стяжательства и духа наживы. Так возникла знаменитая протестантская этика, одухотворившая в конечном итоге мир фарисеев и жлобов, мир, в котором Иисус не удостоился бы даже распятия, а был бы попросту не замечен – мало ли шляется бродяг, не способных приносить никакой пользы…