Действующие лица - [15]

Забытую Викторию найти

И рыхлой статью пожилого фавна

Свинтить её с торёного пути.

Сомнительные радости говенья

Вдруг мстительным восторгом освежить,

Небывшее восстановить мгновенье

И снова вдохновенье пережить.

А в результате вычеканить оду

Про то, как Бог судил, а чёрт ссудил.

Хоть говорят – в одну и ту же воду,

Но ты же ведь в неё и не входил.

И так закончить: бывшая отрада,

Прими привет от старого дружка —

От запевалы третьего отряда

И старосты юннатского кружка.

1992

Пробуждение

Просыпаюсь по частям,

Наблюдаю с интересом:

Вдруг какая не проснётся —

То-то будет красота.

Взрыло дряблою волной

То, что раньше было прессом,

Шея скрипнула шарниром

И душа сошла с креста,

На котором до утра,

До включения сознанья

Безмолитвенно моталась,

Будто вялилась во сне,

Угнетённого ума

Безмятежное созданье,

Орган самосозерцанья,

Потаённое пенсне.

Сон истаял, мрак погас,

Жизни рьяное роенье

Раскодировать ни смысла,

Ни возможности, увы,

Норовя перевести

Впечатленье в настроенье,

Омолаживаю звенья,

Охорашиваю швы.

Вместо музыки сумбур

Типа сельской нескладухи,

Перегляды, переплясы,

Хохоточек жестяной;

Затаились и шуршат

То ли мухи, то ли духи,

Крысоватый зверопудель

Распевает за стеной.

Вот такая лепота,

Вот такое пробужденье:

Ни посмертно не засеять,

Ни построчно не продать.

Это словно бы суметь

Пострадать за убежденье,

Что страдание не может

Убежденье оправдать.

Вот и глохни, и тряси

Оплешивевшею репой,

Эту музыку распада

Не умеющий постичь,

Окольцованный, как гусь,

Недоумок недолепый,

Разухабисто несущий

Недощипанную дичь.

Вот и лопайся по швам,

Безотчётно потакая

Чьим – не ведая – затеям,

Воспалённый, как чума.

«Отчего же, – скажут, – жизнь,

Неприметная такая,

Вдруг становится причиной

Повреждения ума?»

Эта каверзная связь

Сокровенней пуповины:

Ощущенье восхищенья,

Подогретого бедой.

Это вечные, как стыд,

По себе сороковины

С упоительным рефреном:

«Жаль, что умер молодой».

Час собаки

Растворив кошерное в квасном

И забывшись регулярным сном,

Только это я соприкоснулся

С кем-то важным в чём-то расписном,

Занавес упал, и я проснулся.

Так вот пробудился и лежу,

Как седок низринутый – вожжу,

Волоча поводья сновиденья,

И себя неволею ввожу

В каверзы предутреннего бденья.

Вроде ночь, а в голове светло.

Что за тварь колотится в стекло?

Муза или кто-нибудь попроще?

Прыснуть дэтой, оборвать крыло,

Засушить, и то-то будут мощи,

То-то утешенье дураку

Вставить в набежавшую строку

Эти романтические знаки:

Пульса безмятежное ку-ку,

Веры недокошенные злаки.

Прилетел незримый шестикрыл,

Ласково дыханье перекрыл,

Чтобы стало бедному понятно,

За какой нуждой он воду рыл

И откуда на исподнем пятна.

Отозрел недогрешивший аз,

Ссёкся голос, изморгался глаз,

Что ни свяжет – праздно либо ложно.

Вот и жизнь прошла. В который раз.

Всё равно привыкнуть невозможно.

26.04.94

«Всему приходит череда…»

Всему приходит череда:

Вражде, нужде, обидам.

Спешит за вторником среда,

За стадом индивидум.

За барышом спешит товар,

Молчание за словом,

И честный рисовый отвар

Торопится за пловом.

Всему выходит срок и прок.

Давно ли мой ровесник

Салютовал, узрев порок,

Парил, как буревестник?

Давно ли был он ас перин,

Пленялся дивной ножкой?

А нынче глушит аспирин

И заедает ношпой.

Вот так и мы с тобой, мон шер,

На склоне сели в лужу.

Давно ли шустрый акушер

Нас выволок наружу?

И первый свих, и первый стих,

И вечность в каждой дате,

И долгоногих аистих

Божественные стати.

Давно ли Шуберт на воде

И Моцарт в птичьем гаме?

Вдруг – бац! – и нет тебя нигде,

Уплыл вперёд ногами.

И в наступившей пустоте,

Пустив пузырь из носа,

Тебя списали по статье

Морального износа.

9.03.95

«Дремота опутала нас, как лоза…»

Дремота опутала нас, как лоза,

Свинцом затекла поясница.

Мы спать улеглись и закрыли глаза,

И время нам начало сниться.

И то, как минута тащилась, и то,

Как час извернулся мгновеньем,

В отверзии сна, как в лучах шапито,

Не стало для нас откровеньем.

Мы время ютили в пустых словесах,

Винили в малейшей напасти.

Нам стрелки в ручных, как скотина, часах

Его разрезали на части.

– Вот, – думали мы, – не идея, не вещь,

А нечто, предмет измеренья;

Впилось незаметно, раздулось, как клещ,

Не муча ни слуха, ни зренья,

И всё, и пропало, и нет его, нет.

И лишь иногда, временами

Светает, смеркается, гасится свет…

Но только потом, через тысячу лет,

Поймёшь, как сурово за весь этот бред

Господь посмеялся над нами.

15 ноября

«Ничего не бывает даром-м-морда!» —

прозвучало как бы с небес.

Возможно, из недр, похоже, своих, в общем,

вышло довольно внятно.

Точно не ангел, они молчат, но вроде бы и не бес.

Зажмурил глаза, а там никого, какие-то злые пятна.

Потягивает поверить, хорошо бы узнать, во что.

Между прочим, через неделю будет месяц до двадцать второго.

Некто, возникший словно из шляпы, предлагает сыграть в очко,

Очкастый и тухлый, как рыболов с картины В. Г. Перова.

«Господи, – говорю, – пощади. Хотя бы лет пять скости».

А он себе знай шурует повдоль, персть попирая посохом.

Красота, привычно осклабясь, пытается мир спасти

Доселе неведомым этому миру способом.

Видимость мыслей и мнимость бед непросто соединить,

Как, допустим, свинью и, скажем, кота в колеснице царя Адмета.

И всё бы сошлось по уму, по шву, но не пролезает нить,

И признаков больше, правду сказать, чем самого предмета.