Действующие лица - [10]

Жизнь, однако, проходит непраздно.

Занятий невпроворот.

Вариация 1

Бросил чесать в надежде извлечь. Ишь

Как там устроено: постоянно шевелится,

А наружу ни с места.

Это вряд ли уже излечишь.

Вроде варится, во всяком случае, мелется,

А никак. Хорошо еще – бросил писать, и свободен, и ветер с веста,

То есть где-то когда-то не помню кем обещанная фиеста,

Как, допустим, высшая форма интима,

Уже вполне, уже допустима:

То плеснёт издаля, то блеснёт,

То еще как-нибудь вскарамелится…

А внутри кашлянут со значением

И негромко скажут: «Вестимо».

Вариация 2

Бросил жребий. Выпало перейти Рубикон.

С утра подкрепился: немного белужьей икры, сырое яйцо, бекон —

И двинул к реке. Прихожу, а там ни брода, ни переправы,

Какие-то недогложенные скотиной бурые травы,

И всё. Авгуры опять оказались правы.

Товарищ мне говорит: «А ты, мол, попробуй вплавь.

При твоём-то везенье, твоей-то удали.

Тебя там ждут. Одержишь, добудешь – худо ли?

Рискни, – говорит, – и таким вот манером себя в историю вплавь».

«Да пошёл ты вон!» – говорю. И пошёл обратно.

Естественно, на душе отвратно.

Слава Господу, бросил писать, а то бы гнусное чувство утроил

Тем, что в какой-нибудь опус сей казус встроил,

Что совсем уж вышло бы неопрятно.

Вариация 3

Бросил камень в одну ненормальную…

Я и вообще люблю соблюдать формальную

Сторону. Проходил мимо храма —

Собственно, там и случилась драма, —

Спросили: «Кто?» А я как раз был без греха,

То есть бросил писать: за неделю ни одного стиха.

Вот и метнул. И даже попал. Хорошо, не в репу.

А дама была не одна. И те, которые с ней,

Тут же ко мне, скроив такову свирепу,

Что внутри у меня стало ещё тесней.

«Дались мне, – думаю, – их поганые просьбы.

А вот ведь попался. В другой ситуации брось бы —

Да ни в жисть. Тем более женщина. То есть не то чтобы свято,

Но лучше не стоит…» И вдруг закричали: «Снято!»

Оказывается, у них тут кино. А я-то!..

Режиссёр поздравил с дебютом, выдал кулёк черешен,

Подошли какие-то тёлки: «Что ли, и впрямь безгрешен?

Ведь есть же хотя бы один невинный грешок?»

«Вы что, – говорю, – с колокольни рухнули?

Выпали из скворешен?!»

В общем, смешного мало, и даже какой-то неясный шок.

Не пришлось бы писать стишок.

Вариация 4

Бросил летать во сне.

От разбега одышка, запотевает пенсне,

Так что рискуешь сослепу напороться

И застрять на какой-нибудь там антенне или сосне,

Чтобы тыкали снизу, что, мол, за чучело там качается.

И непонятно, как с напастью этой бороться.

А без разбега не получается.

Раньше-то, помнится, как нравилось зависать

Над дольным, юдольным, отверженно-безглагольным…

Неужели связано с тем, что бросил писать?

Схватился за первый попавшийся, а он оказался краеугольным.

Понимаешь, что всё, что своё отлетал, а никак не внять,

не утешиться.

Закроешь глаза, а взамен, как в борще, цветные жирные пятна.

И главное, там, где у прочих крылья, всё время чешется,

Причём во сне, и, значит, никак, и это особенно неприятно.

Вариация 5 (и последняя)

Бросил бросать пылкие взоры на дам.

Стимул весьма, статус вполне, но как-то не по годам:

Ноги, живот, спина, плешь вытесняет проседь;

Уже не рвусь, что твой Адам, к запретным плодам,

Не шастаю, хрипло дыша, по чужим садам,

И пыл приугас, и взор попритух – пришлось бросить.

Но ежели раньше я ради них напрягал Камен,

Отчего приобрел даже некоторую известность,

То теперь пустота, облом, – ни строфы взамен.

И жалобно стонет отечественная словесность.

15 декабря 2006 – 8 января 2007

Кривая речь

I

– Давай, Купоросов, составим беседу, —

Сказал Феоктистов однажды соседу, —

Ты вечно снуёшь, бесконечно спешишь,

А что в результате? Как правило, шиш.

– Что в мире духовной единственней жажды? —

Сказал Феоктистов соседу однажды. —

А ты всё торопишься, как на вокзал,

Трещишь без умолку, а что ты сказал?

– Мы хуже девиц и бездарней артистов, —

Однажды соседу сказал Феоктистов, —

И сами – увы, и подобных плодим.

А если отвлечься от вечных вопросов,

Бегов тараканьих промежду отбросов,

Унылых шутов, портативных колоссов?

Пусть в каждом из нас обнажится философ.

Подумав, ответил ему Купоросов:

– Пускай обнажится, а там поглядим.

11.2003

II

«Снова здорово, – сказала Серова. —

Мир неопрятен. Фортуна сурова».

День между тем примерял костыли:

Дети мужали, деревья цвели.

На побережье, в Керчи или Гаспре,

Музы и бесы затеяли распри,

Жизнь продолжалась,

но это была не жизнь.

«Как-то мне пиково, – молвила Быкова, —

В принципе, хочется, но не абы кого!»

С неба валилось и медленно липло

К шляпкам и кепкам унылого пипла.

С мыса Канаверал выпало «аполло».

В кухне кишело, на лестнице капало.

В дверь постучали,

но это была не жизнь.

11. 2003

III. В лифте

Я говорю ему: «Жена в больнице —

Хронические боли в пояснице.

Сын был женат, но как-то против правил,

Как бы либидо натощак оправил.

Друг детства Кузнецов назвался Смитом,

Живёт в Канаде. Стал антисемитом.

Всё тусклое, пустое, никакое,

И нет ни в чём ни пользы, ни покоя…»

А он в ответ: «Мамаша овдовела,

А сил уже впритык, переговела.

Подругу присмотрел, да вышло мимо,

А время жизни прёт неутомимо.

И вообще, когда ни включишь телек,

По всем каналам тёлки без бретелек.

Прохожие – скоты, соседи – твари,

И чую, как теряю в каждой сваре…»

Разъялись двери, обрывая фразу,

Мы распрощались, чтоб уже ни разу,