Девятьсот восемьдесят восьмой - [36]

– Я говорил с Меланьей. Не перебивай. Не могу сказать, что она мне сильно нравится, но истинная любовь – это богоугодное дело. А у вас, как я понимаю, все взаимно. Любишь ее?

– Люблю, – кивнул Муса.

– Хорошо. Тебе нужно, чтобы я освободил тебя от клятвы? Я освобождаю тебя. Можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Хоть сейчас езжай на все четыре стороны.

Заметив, что мавр смотрит на него с недоверием, Марсель подумал, что, вероятно, нужно было сделать еще что-то, и, поколебавшись несколько секунд, благословил лежащего мужчину крестным знамением и выжидающе взглянул на него. На лице Мусы появилась сначала нерешительная улыбка, но с каждой секундой она становилась все шире, пока не заняла добрую половину лица. Полюбовавшись результатом этих нескольких простых слов, историк кивнул и уже хотел выйти, но мавр вдруг остановил его:

– Подожди. Твое лицо. Я хочу увидеть его. Чтобы помнить.

Такой поворот не входил в намерения Марселя, и он замер на месте, пытаясь решить, стоит ли подвергать себя такому риску. Но уже в следующий момент ему пришло в голову, что молчание может быть истолковано неверно, и он, повернувшись к Мусе, откинул капюшон и медленно снял маску, внимательно наблюдая за реакцией раненого.

– След. Остался. – Мавр провел рукой по своему лицу, показывая на то место, где у Марселя был шрам. – Помню. Не забуду.

Поняв, что опасности больше нет, историк вздохнул с облегчением – судя по всему, Муса видел Кирилла без маски так давно, что образ священника стерся из его памяти. Марселю было интересно, каким образом Кирилл получил свой шрам, – из слов Мусы выходило, что он как-то был с этим связан. Однако выяснить это у него не было никакой возможности. Вот и замечательно, подумал он, одной проблемой меньше. Теперь нужно было только выяснить планы Мусы на будущее – и можно продолжать путь. Он не был уверен в том, что сможет общаться с остальными охранниками, которые вообще не говорили по-русски, но решил, что как-нибудь разберется с ними. Курьян рассказал ему о том, что они никак не хотели оставлять начальника, пока тот сам не приказал им переселиться в соседнюю избу. Возможно, он сделал это для того, чтобы иметь возможность побыть с Меланьей наедине. С тех пор их вообще не было видно – скорее всего, воины настолько привыкли подчиняться приказам Мусы, что вышли бы оттуда только в случае крайней необходимости.

– Значит, домой поедешь? – Марсель обратился к мавру, кивнув в сторону двери.

– Поеду, – отозвался Муса, на лице которого все еще было выражение невыразимой радости человека, которому больше не нужно было никому подчиняться. Однако уже в следующий момент он нахмурился и взглянул на ученого, словно вспомнил о чем-то важном.

– Что? – спросил историк.

– Закончить дело, – решительно кивнул мавр. – Владимир.

– Ты больше ничего мне не должен. – Марсель покачал головой. – Я освободил тебя от клятвы, помнишь?

– Да. Но закончить надо. Иначе не смогу вернуться. Нельзя так.

Историк с удивлением взглянул на Мусу, который, судя по всему, твердо решил довести начатое до конца. Конечно, он и не думал отказываться от помощи такого опытного солдата, однако все же решил еще раз уточнить:

– Ты можешь прямо сейчас вместе с Меланьей уехать, и тогда мы больше никогда не встретимся с тобой. В седельных сумках золото, возьми, сколько нужно. Начнешь новую жизнь, разве не этого ты хотел?

– Нет, – заявил мавр, гордо поднимая голову. – Хотел свободу, чтобы самому решать. Теперь свободен. Решил. Поеду с тобой. Потом вернусь за Меланьей. Она будет ждать.

– Это твое право.

– Да, мое.

Повертев в руках маску, в которой больше не было необходимости, историк кивнул Мусе и вышел за дверь, с удовольствием подставив лицо солнцу. Увидев, как Тимоха, который в этот момент проходил мимо, уставился на него, он усмехнулся такой реакции и помахал ему рукой. Тот нерешительно ответил, но тут же, испугавшись чего-то, ускорил шаг. «Неужели я такой страшный?» – мысленно удивился Марсель. Может быть, ему не стоило вот так просто из таинственного иноземца превращаться в обычного человека?

Пожав плечами, историк неторопливо прогулялся по селищу и, сопровождаемый заинтересованными взглядами местных жителей, наконец вернулся в свое временное жилище. Курьян, только увидев его, вдруг расхохотался:

– Ты чего маску снял, изверг?

– Не понял, – остановился на пороге Марсель.

– Зачем, говорю, маску снял?

– Надоела – снял. А в чем дело?

– Да меня Тимоха донимал вопросами: кто ты да почему с этой штукой на лице ходишь. Ну, я и сказал ему, что тебя сам Ний своей печатью отметил. Что, мол, если снимешь ее – беды страшные на землю обрушатся. Не успел тебе рассказать об этом.

– Ну а кум твой, как я погляжу, уже разнес эту байку по всей округе.

– Да уж будь уверен.

– Тьфу ты, дурак, – не выдержал Марсель и рассмеялся. – И что теперь делать будем?

– А ничего, – махнул рукой Курьян. – Пусть боятся, меньше приставать будут.

– А они не решат нас Нию вернуть? Так, на всякий случай.

– Нет, здесь народ миролюбивый.

– То-то я смотрю, у них камни такие мягкие да ласковые, – усмехнулся историк.

В этот момент в дверь постучали, и Марсель, повернувшись, увидел Меланью, которая кивнула Курьяну и молча поманила историка за собой. Удивившись такой таинственности, он вышел на крыльцо и вопросительно взглянул на знахарку. Та замялась на несколько секунд, а потом выдала: