Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды - [7]

— Да, — ответил я (это не было ложью ни в одном отношении: времени для раздумий у меня, и правда, было предостаточно, другое дело — к каким выводам я пришел).

— Ну и что надумал? — продолжал он спрашивать, а я вдруг почувствовал, что он не может читать мои мысли, — что-то случилось со мной в тех глубинах — я мог контролировать свое сознание и позволить прочесть столько, сколько сочту нужным. Он, похоже, решил, что память мне хотя бы частично отшибло, и я не стал его разочаровывать, а лишь сказал:

— Приказывай! — не заостряя внимания Господина на теме моих размышлений и сделанных на этой основе умозаключений.

Саурон почему-то удовлетворился столь внешней демонстрацией покорности и поручил мне искать Хранителя.

Вернул-то он меня без особой охоты, увидев, как мои коллеги неоднократно дали хоббитам уйти — от Шира до Заветери. Так что встреча у Бруиненского брода была моим дебютом после «освобождения».

Все притихли и как-то совсем по-другому смотрели на кольценосца. Тот оглядел их и сказал:

— Думаю, никому не пришло в голову, что я стал человечней, благородней или сентиментальней, — во мне не осталось ничего, кроме ненависти и усталости да еще памяти, поддерживающей злость и напоминающей о единственно дорогом — любви и надежде.

Не здесь — здесь ее нет для таких, как я, не являющихся светом по определению, но уставших от тьмы — и от такой «жизни».

Есть, похоже, только один способ разорвать эту цепочку…

Так что цель у нас общая — если мы правильно поняли друг друга.

Вас удивляет, что я не попытался-отобрать Его у Хранителя и поступить с Ним, как сочту нужным? Смешно. Не позволит Оно мне себя уничтожить — я и подобные мне более всех подчинены — и зависим от Кольца Всевластья. Даже не хочу думать о том, во ЧТО я превращусь, владея Им.

Я не собираюсь становиться еще одним Темным Властелином — право, смешно рваться управлять этим миром, пребывая в другом почти полностью. Так что в любом случае я могу лишь использовать кого-то. А если Хранитель не выдержит… Я уже не умею создавать — лишь разрушать, — но это делаю неплохо. Найти же его для меня не составит труда.

— Но если Кольцо будет уничтожено, вы…

— Да. — В голосе кольценосца прозвучала нечеловеческая тоска. — И так будет лучше для всех.

— Ты много берешь на себя.

— А что можно от такого ожидать? При дворе Владыки меня называют Вольнодумцем, в легендах — Еретиком. Что же, у Саурона будет еще одно основание для нелюбви к моей особе, а восемь — думаю, они поймут. Хотя бы потом — когда обретут утраченную возможность выбора — Дар. Свобода — это почти счастье, а счастливых в Минас-Моргуле нет.

Они были не последними из детей Илуватара — какими бы они ни были сейчас, — цельные, сильные натуры — не то, что я — холодный эстет, для которого не осталось ничего святого, за всю свою блестящую, но никчемную жизнь не испытавший подлинно глубоких чувств. Изнеженный потомок владык Нуменора и Андуниэ… Гэндальф чуть подался вперед: — Род нуменорских королей? Тот самый Еретик? Да, кто осмелился бы направить клинок к горлу Саурона, — пробормотал он про себя, — родич Исилдура, потомок Эльвинг, Берена и Лутиэнь, Мелиан… Да-а — кровь Майар, Элдар и Людей.

Арагорн приподнялся в волнении («Ну и родственник!» — подумал он), а назгул горько усмехнулся:

— Я как-то мало думал о столь далеких предках — уже в мое время это казалось легендами. Учителю не откажешь в своеобразном остроумии — потомка светлой майа превратить в не-свет и сделать ужасом для Арды.

— А… какого цвета были ваши глаза? Простите, — заметив, как дернулось лицо призрака, тихо спросил Гэндальф.

— Синие, синие, — усмехнулся, овладев собой, Аллор. — Похоже, я понимаю, почему вы задали этот вопрос.

— Завеса Мелиан! Мысли не прочесть, волю не подчинить, и зрение… — Гэндальф в волнении встал и ходил взад-вперед. — Удивительно! Попытаться выжечь и вытравить все человеческое и получить третью составляющую — неуничтожимую сущность майа. Тот редкий случай, когда кровь Мелиан проявилась так сильно. Такие данные себе на службу заполучить — умно со стороны Саурона. Но — непредсказуемо ведет себя древняя кровь… Потерять сердце — чтобы научиться любить, потерять душу — чтобы обрести ее…

— Да, это занятно, — прервал разговор Гэндальфа с самим собой кольценосец, — но это уже не имеет значения — я чужд свету и отравлен тьмой, мои руки по локоть в крови. Может, за пределами произойдет что-то? Пусть судят — когда я смогу покинуть этот мир — сам.

А вот и солнце — как тяжело на него смотреть… Прощайте, а может, до встречи. — Назгул чуть отступил и издал резкий жуткий крик, заставивший всех вздрогнуть. Послышалось хлопанье крыльев, и огромный ящер приземлился неподалеку. Аллор стремительно вскочил на спину чудовища, что-то сказал ему — черная тень взмыла в воздух и понеслась па восток.

Гэндальф сидел, обхватив руками голову, Арагорн мрачно чертил мечом на песке какие-то знаки.

Пора было трогаться в путь. Вслед за магом они спустились к реке и вышли на опушку.

ПЕЛЕНОРСКАЯ РАВНИНА

Близился вечер. Спустившись со стены, Гэндальф бросил усталый взгляд на поле, где еще утром кипела жестокая схватка.