Девять хат окнами на Глазомойку - [21]

И тогда Аркадия Сергеевича пригласили этажом повыше в своем учреждении, на доверительный разговор.

Это было в кабинете руководящего товарища.

Секретарь обкома по сельскому хозяйству начал с того, что не один раз назвал работу в сельском райкоме тяжелым трудом, и делал при этом многозначительные паузы, проверяя реакцию собеседника. Аркадий Сергеевич не дрогнул. И сам знал — не легко, достаточно познакомился, когда был инструктором. На прямое предложение занять довольно высокую должность в районе благодарно кивнул. В дисциплинированности ему не отказать. Надо так надо. Тем более для пользы делу.

— Года два-три, — сказал секретарь обкома. — А там подумаем, что вам предложить. Но скажу прямо: район трудный. Очень трудный.

Вскоре Глебова порекомендовали на пост второго секретаря в Чуровский район. Он уехал, договорившись о семье: жена и сын пока оставались в городе.

И вот оно, Чурово.

Район не блистал показателями. Четыре года кряду не выполняли планы продажи зерна, мяса и молока. Первого секретаря крепко ругали в области, и он уже не отбивался, сидел виновато, — худой и сутулый, с крепко сжатыми губами и лихорадочно горящими глазами, стараясь всеми силами держать себя в руках, не терять выдержки. Возвратившись в район в дурном настроении, он тоже принимался за проработку и наказания. Снимал, переставлял, назначал в хозяйства новых руководителей и специалистов, но тасовал все ту же колоду карт. Положение от этого к лучшему не менялось.

Аркадий Сергеевич начал неспешно. Он постоянно находился в поездке. Кабинет его пустовал по три-четыре дня на неделе. Он хотел все увидеть своими глазами. Знакомился, спрашивал, изредка что-то советовал и получал в ответ резонные контрдоводы. Понимал, что бьет мимо цели. Опыта не хватало.

Деревни без жителей — а их было что-то около тридцати — выглядели удручающе. Деревни с жителями казались безрадостными и безлюдными, если не сказать — тоскливыми. Работа в поле и на фермах шла каким-то до странности ровным, обязательным и далеко не приподнятым образом. Как в замедленном кино. Суетились горожане-шефы, покрикивали бригадиры, бегали туда-сюда машины, но Глебов за всем этим угадывал безразличие — самое страшное для сельских работ. Да полноте, можно ли так работать на земле?!

Сердце отходило лишь в немногих хозяйствах, справедливо называемых передовыми. Слава богу, имелись и такие, где царила атмосфера приподнятости, крестьянской работы до поту, когда сам труд приносит душевное удовлетворение. Здесь и руководители разговаривали не холодным тоном, все шло по-домашнему просто, разумно и спокойно. Вот можно же? Можно? Так в чем же дело? Почему не везде так?..

Возвращаясь в Чурово, Аркадий Сергеевич говорил первому только о тех хозяйствах, что понравились. Но шеф слушал, не разжимая губ, и неотрывно смотрел при этом на сводку, где в графе «урожайность» мелькали цифры «6» да «8», по которым и определялась их способность к руководству. До этого предела урожаи упали не за год — за много лет. И подымутся — эта первый знал! — тоже не больно скоро.

Глебов уходил в свой кабинет, читал письма и указания, после чего отправлялся в соседний с райкомом дом райсовета и чаще всего отворял двери планового отдела. Цифры помогали понять реальность происходящего.

Вот, пожалуйста. Население района за десять лет уменьшилось более чем вдвое. И десять лет назад народу было не густо, война все еще сказывалась. А как прошел слух о «неперспективных» деревнях, так и остальные потекли в города, благо есть к кому — то дети, то другие родственники в городах. За работой, хоть дворником, там дело не станет, квартира через два-три года — вот она. Так и осталось в районе всего тринадцать тысяч, а людей рабочего возраста пять с половиной тысяч. Это на тридцать две тысячи гектаров пашни, на десять тысяч гектаров лугов и на девятнадцать тысяч голов скота! Значит, около шести гектаров земли на душу и по четыре головы скотины. С помощью машин можно справиться.

Плановик между тем продолжал, ничем не выдавая своего отношения к сказанному:

— В самом Чурове сейчас проживает пять тысяч двести человек, из них на службе в районных и подрядных организациях одна тысяча шестьсот сорок три.

Глебов понял, что эти тысяча шестьсот сорок три служат, в том числе и он. Сорок четвертый, значит. Примерно столько же работало в учреждениях быта и обслуживания, на строительстве, в школах, больнице и поликлинике, пекарнях, гаражах, складах. К сожалению, никто из них не производил хлеба, молока, мяса, хотя в какой-то мере, конечно, содействовал главному сельскому делу. Содействующих больше, чем создающих. Парадокс номер один. Как в иных семьях, где один работает, а пять на плечах.

— А в колхозах? — спросил он. И, увидев, что вопрос не совсем понят, добавил: — В хозяйствах, я спрашиваю, есть служащие? Или там все работают в поле?

— Есть, конечно, — быстро и даже весело сказал плановик. — Я недавно делал прикидку. На каждых пять производственников приходится по одному… Это руководители, специалисты, служащие правлений, контор, складов, базы. Всех в районе около тысячи двухсот. По штату.