Девушки в шинелях - [4]
За окном — вьюга. Ветер яростно хлестал в стекла, и они жалобно дребезжали.
«Вот разгулялась непогодушка, — подумала Нина, глядя на запушенное морозным инеем окно. — Не позавидуешь тем, кто сейчас на передовой…»
К аудитории было пасмурно, лица девушек казались бледно-серыми.
— Встать! — раздался звонкий голос дежурной Беллы Дрездиной, и она начала рапортовать вошедшей Никифоровой.
— Здравствуйте, товарищи курсанты!.. Садитесь!
Инна заметила, что Никифорова приветствовала их с едва скрываемой радостью.
— Нина, сегодня наша «мама» сияет, — прошептала остроглазая Аня.
— Может, Гитлер на мине подорвался?
— Было б здорово!
— Тише, — толкнула их в спину Люба Макарова.
Никифорова не стала проверять присутствующих по списку, как это делала всегда, а положила учебный журнал на краешек стола.
— Товарищи курсанты! Девочки мои милые! — взволнованно начала она. — У нас большая радость с фронта…
Все замерли, устремив на нее нетерпеливые глаза. Наступила тишина. Лишь ветер осатанело швырял в стекла пригоршнями снежную крупу.
— …Под Сталинградом сдались в плен окруженные гитлеровские войска с их командующим фельдмаршалом Паулюсом…
— Ур-а-а! — воскликнула Аня, вскакивая из-за столика.
— Ур-ра-а-а! Ур-ра-а-а! — подхватили все в радостном порыве.
— Так им и надо, проклятым! — сказала Нина, повернувшись к Ане. — Здорово их там прижали. Как волчью стаю!
Глаза Ани полыхнули яростным огнем.
— Погодите, я еще с вами за брата поквитаюсь! — она сжала кулаки.
— Тише!.. Тише, девочки!.. Садитесь, — успокаивала их замполит, по ей самой было не под силу погасить счастливую улыбку…
Уже на исходе был февраль. Девушки готовились принимать воинскую присягу. Еще требовательнее стала на строевых занятиях лейтенант Мудрецова. Каждый раз, когда ее проницательный взгляд скользил по шеренге, Нина с замиранием сердца ждала «разноса» и молила: «Пронеси, пронеси…» — и старалась вовсю. Но, как назло, не проносило.
— Четче, четче, курсант Обуховская!.. Вот так!
Только в перерывах Нина облегченно вздыхала и проводила ладонью по влажному лбу.
Ежедневно гудела под ногами мерзлая земля. На плацу девушки отрабатывали строевой шаг, выправку, разучивали строевые песни. Нине нравилось маршировать под песню: и дышалось как-то легче, и шаг становился твердым и четким, а движении — необыкновенно свободными.
И вот, наконец, наступил долгожданный, торжественный день: 23 февраля 1943 года весь снайперский курс девушек застыл на плацу, держа равнение на алое полотенце Красного знамени.
В синей морозной выси сверкало зимнее солнце. Его лучи высекали искры из снежинок. Свет до слез слепил глаза.
Сияли начищенные пуговицы шинелей и пряжки ремней. Вороненой сталью поблескивали ровные ряды винтовок. Глаза устремлены на начальника курсов капитана Чегодаеву, которая зачитывает текст присяги.
Вместе со всеми Нина повторяла торжественно-волнующе слова: «Я клянусь до последней капли крови… Я клянусь!..» И ее сердце тревожно и радостно стучало в груди.
…И вновь курсантская жизнь пошла своим чередом. Миновала грудная и суровая зима, а занятия продолжились. Отшумел весенним половодьем апрель. С теплыми грозовыми дождями пришел май. Сирень заполыхала под окнами ломов поселка.
Гадость ликующей весны вселялась и в девичьи сердца. Между боевыми и тактическими занятиями они урывали минуту-другую, чтобы полежать на мягкой луговой траве среди золотистых лютиков, освежить в речке уставшие руки, лицо или побродить по цветущему саду. А в выходные дни шли загорать к пруду пли просто прогуляться по роще и попутно заглянуть в клуб на танцы.
Прощай, снайперская школа!
Нина склонилась над письмом. Непослушные волосы падают на глаза. Она то и дело поправляет их и продолжает писать.
Подошла Аня:
— Смотрю, чересчур стараешься… Кому, если не секрет?
— Маме.
— А я подумала — кавалеру…
— Взвод, в две шеренги становись!
— Мудречиха! — вздрогнула Аня и побежала в строй.
Инна торопливо спрятала в тумбочку недописанное письмо — и вслед: за подругой.
— Взвод, равняясь!.. Смирно!..
Девушки замерли.
— Поскольку майора Никифорову срочно вызвали в Москву, сейчас пойдем на полигон стрелять.
— Ур-а-а! — радостно шепчет Аня.
— Разговорчики в строю! — скользит в ее сторону взгляд взводной. — Вольно! Взять из пирамиды винтовки, — она смотрит на часы. — Через три минуты построение на улице. Разойдись!
Строп рассыпался. Нина побежала к пирамиде с оружием наперегонки с Аней. Ее винтовка — третья от края. Рука привычно касается вороненого ствола.
Взяв оружие, они спешат на улицу. Там их поджидает Мудрецова. Она смотрит на часы, на курсанток, выбегающих из казармы, и командует:
— Взво-о-од, становись!
И вот они шагают на стрельбище. Знакомая дорога. Сначала выходят к плотине, идут по насыпи. Под сапогами клубится пыль.
Из рощи, примыкавшей к пруду, доносятся громкие крики галок. Где-то вызванивает свою весеннюю песню жаворонок. Нина даже заслушалась и от этих с детства знакомых звуков сбилась с шага. Это не ускользнуло от острого взгляда Мудрецовой.
— Курсант Обуховская, не мечтать в строю!
