Девушки начинают и выигрывают - [67]

— Хло! Посмотри, сколько мы выпили. Какой ужас! — произносит, по-видимому, очень огорченная Лиза.

— Ничего! — кричу я в ответ. — От «Серого гуся» у меня на сердце теплеет…

— По отношению к кому?

— Да к кому хочешь, — хихикаю я в ответ.

— О-о-о! По-моему, сегодня один из таких вечеров, — говорит Лиза, наливая в два стакана водку и на семнадцать долларов расплескав ее по столу в гостиной.

Она вручает мне стакан и поднимает свой.

— Подожди! Нужно чем-то закусить. Посмотри в холодильнике. Что у нас там? — спрашиваю я, запрыгнув на диван и чуть не вылив свою порцию на бугристого коричневого красавца.

Лиза возвращается к стандартному студенческому мини-холодильнику и заглядывает в него. На ней ярко-розовое бюстье, сверху белая безрукавка, около сорока ниток жемчуга, бирюзово-голубая пышная юбка-пачка и те самые ботинки на меху. Она похожа на смесь Брук Астор[35] с примой-балериной.

Качнувшись, Лиза с улыбкой смотрит на меня:

— Эй, шмук, выбираем между соком и обезжиренным печеньем.

Для сведения, слову «шмук»[36] она научилась у меня. Корейские дипломаты не говорят на идише.

— Хорошо, хорошо, пусть будет печенье.

Лиза, пошатываясь, идет ко мне с печеньем. Затем забирается на стол и поднимает стакан.

— Тост! — провозглашает она.

— Давай, — говорю я, поднимая свой стакан и, затаив дыхание, жду.

— Желаю тебе оказаться на небесах за полчаса до того, как дьявол узнает о твоей смерти.

— Салют!

Мы чокаемся, делаем по глотку, быстро берем по печенью и закусываем.

Тень тревоги набегает на наши лица.

— Сколько времени? — быстро спрашивает Лиза. Мурлыкая, я смотрю на часы.

— Двенадцать пятнадцать.

— Так, допивайте, миледи, нас ждет захватывающее приключение.

— Для приключений никогда не поздно.

— Я говорю, что мы, может, и опоздаем. Кроме того, нам уже пора делать что-нибудь смешное. Боюсь, мы становимся скучными на старости лет.

— Лиза, нам двадцать один.

— Знаю, но жизнь быстро бежит!

— Куда мы идем?

— Еще решим.

— Ты не знаешь?

— Знаю, просто не говорю тебе.

— Отлично.

— Отлично.

С этими словами мы приканчиваем выпивку, беремся за руки, как пьяные идиотки, и не спеша покидаем мою комнату, словно нам принадлежит весь мир. И на мгновение мне так и кажется.

Мы пересекаем Кросс-Кампус, идем вверх по улице Вязов, сворачиваем в парк и наконец прибываем на место — к зданию на Эджвуд-авеню, за территорией кампуса.

Играющая внутри музыка слышна на улице. Я предвкушаю возможность потанцевать и пообщаться. Кажется, что со всеми этими экзаменами я не танцевала уже целую вечность.

— Ты напустила такого тумана ради вечеринки? Лиза, ты меня разочаровываешь. — Я качаю головой, и мой серьги нежно звенят.

— Погоди-погоди, — игриво отвечает она.

Мы открываем дверь и заходим внутрь. В вестибюле с потрескавшимся деревянным полом, по колено заваленным мешками для мусора, жарко от множества тел. Я смотрю на Лизу, ища ответа, но она лишь широко ухмыляется. На стене у нее над головой висит объявление — небрежные каракули, выполненные толстым черным маркером. «Оставь одежду у дверей!» — гласит оно.

Мне требуется минута, чтобы переварить данную информацию, но я быстро понимаю, где мы оказались. Лиза, можно сказать, обманом завлекла меня на одну из знаменитых йельских голых вечеринок. Не таких голых, как «Экзотическая эротика». Там, щадя чувства окружающих, люди прикрывают интимные части тела, и можно сказать, что они все же в какой-то мере одеты. Голые вечеринки — совсем другая история. Здесь люди совсем голые. Пьяные и голые. А у меня так и не нашлось времени сделать восковую эпиляцию области бикини.

— Нет, нет, нет, нет, нет, — говорю я и энергично мотаю головой, — категорически нет.

— Почему? — интересуется Лиза, по-прежнему улыбаясь и стаскивая с себя безрукавку.

Входная дверь снова открывается, и вваливается толпа неизвестного мне народа. Все они раздеваются, снимая все, включая трусы.

Лично я никогда не была на территории, свободной от трусов, и потому впадаю в оцепенение. В нашей семье нагота не в почете. Насколько мне известно, протестантская ветвь нашей фамилии принимает душ в купальных костюмах. Если бы моя мать узнала, что я побывала здесь, она бы от меня отказалась.

— Лиза, — шепчу я, — какого черта?

— Нет, куколка, здесь нет чертей. Ты на небесах! — объявляет она, голышом крутанувшись на месте. Задница у нее красивая.

Внезапно я чувствую себя вполне протрезвевшей.

— Ну пожалуйста, — умоляет Лиза. — Попробуй. Разве сегодня мы не говорили с тобой о риске?

— Ты подлая. Очень, очень подлая. А это, — самым холодным тоном заявляю я, — очень дурно с твоей стороны.

— Дурно-гламурно.

— Напомни-ка мне, зачем мы сюда пришли.

— Затем, что мы девственны в отношении голых вечеринок, и я решила, что это дело нужно исправить. Немедленно.

Она складывает на груди руки, давая мне время осмыслить ее логику. Трудно воспринимать Лизу серьезно, когда она стоит, притоптывая отставленной в сторону ногой в меховом ботинке, а жемчуга подскакивают у нее на обнаженной груди.

— Ты могла меня хотя бы предупредить?

— Ты бы не пошла.

— Я не Бонни. Меня можно было бы убедить.

— Аты разве не убеждена? — самодовольно спрашивает она.