Девушки и единорог - [60]

— Моя ласточка, — говорила ей Эми. — Сходи набери цветков акации, я научу тебя, как печь вкусные пончики, добавляя в тесто цветки. Только бери те, что раскрылись, но еще не начали увядать. Принюхивайся, и ты поймешь, какие годятся, а какие нет.

И успокоившаяся Джейн занималась пончиками, не забывая старательно проверять то, что доставала из печи.

Китти, девушка полная и весьма увесистая, энергично крутила педали и без устали носилась по дорогам и в дождь, и в солнце, привязав на багажнике корзинку с двумя крышками. Она всегда находила нуждавшегося в помощи бедолагу, тут же бросалась на выручку, обливаясь потом, теряя по дороге гребни из волос, поправляя на ходу растрепавшиеся локоны и совершенно не беспокоясь о том, как она выглядела. Она никогда не унывала и всегда была готова помочь нуждающимся.

Выкрашенное в небесный цвет и сверкающее медными деталями насекомое на сияющих, словно солнце, колесах, уносило в облаках волшебного тумана Шауна и Гризельду в тайные убежища среди цветов и озер. Продолжая совместные путешествия, они останавливались на зеленых лужайках, смотрели друг на друга, говорили и слушали. Шаун раскрывал перед девушкой двери в реальный мир, почти такой же сказочный, как и ее мечты. Он рассказывал об Италии, о Франции и Германии, он много говорил об Ирландии, о которой, как выяснила Гризельда, она ничего не знала. Она ничуть не удивлялась уму юноши, не соответствовавшему его положению, его страстной увлеченности справедливостью. Ведь все это она давно прочитала в его глазах. Дни без Шауна проходили в ожидании дней с ним. О будущем она не задумывалась. А он не заводил разговоры на эту тему.

Таким образом, весенний остров, населенный цветами, птицами и девушками, продолжал плавание к другому краю времени. На его календаре сменялись часы и дни жизни пчел, деревьев и камней. Уагу, спрятавшийся в своей норе под корнями тиса, дремал, свернувшись клубком и уткнувшись носом в пушистый хвост с белым кончиком.

* * *

Шаун протянул Гризельде на раскрытой ладони маленького изумрудно-зеленого лягушонка с черными бусинками глаз. Он был не больше цветка фиалки. Когда Гризельда осторожно протянула к нему палец, лягушонок прыгнул так неожиданно, что девушка вскрикнула. Шаун засмеялся и обнял ее, но сразу же отпустил, почувствовав, как она напряглась. Оказавшись в кольце чужих рук, она всегда чувствовала себя пленницей, начинала задыхаться и тут же старалась вырваться на свободу. Ей было хорошо с Шауном, возможно, только потому, что счастье позволяло ей забывать, насколько она была зависима от него. Она с удовольствием слушала Шауна, сидя рядом, смотрела, как он говорит, двигается и смеется. Но не выносила ощущения его рук на себе, за исключением тех моментов, когда его ласки предшествовали физической близости, воспринимавшейся не как плен, а как абсолютная свобода.

Шауну нравилось чувствовать на своем плече ее головку, ощущать ее расслабленной и немного тревожной, подобно нуждающемуся в защите ребенку. Но если она, легкая и счастливая, действительно могла подолгу лежать на траве рядом с близким человеком, то сразу же напрягалась и становилась чужой, едва только он пытался прикоснуться к ней. Эти прикосновения она воспринимала как желание подчинить ее, сделать послушной чужой воле. Она тут же уклонялась от его рук, вскакивала и отходила от него на несколько шагов. При этом она не переставала улыбаться и дружелюбно болтать с ним, хотя и продолжала оставаться настороже. Единорог способен любить спутника, но не потерпит всадника.

Шаун обнаружил сбежавшего лягушонка на листе дикого цикория и прикоснулся к нему, чтобы спровоцировать очередной прыжок. Тот, прыгнув, угодил в ручеек. Шаун ополоснул руки, меланхолично насвистывая ритмичную мелодию, чем-то похожую на медленный танец. Блаженствовавшая на траве Гризельда смотрела на проплывавшие над ней облака, и ей представлялось, что мелодия заставляет их то сливаться, то снова расходиться. Ее волосы цвета черного дерева волнами расплескались по зеленой траве.

— Какая красивая мелодия, — сказала она. — Что это?

— Это гэльская баллада. Очень старая.

Он сел у нее в изголовье так, чтобы она не видела его лица, продолжая негромко насвистывать. Мелодия звучала то сурово и мрачно, то жалобно и детски беспомощно; казалось, она исходила не из глубин его души, а вырывалась из земных недр. Тем не менее она оставалась танцевальной; короткие перерывы соответствовали моментам, когда танцующие останавливались, чтобы взглянуть друг на друга. Протянуть партнеру руки, сблизиться и сразу же снова разойтись, повернуться друг к другу спиной, снова повернуться и опять обменяться взглядами.

Звучание и ритм мелодии захватили Гризельду, очаровали ее, вызвав дрожь наслаждения. Она прошептала:

— Как это красиво. Можно подумать, что под эту мелодию танцует сам мир. А о чем говорится в песне?

Помолчав, Шаун ответил:

— Это обычная любовная баллада.

Еще немного помолчав, он принялся переводить:

— Ты для меня луна и ветер, источник света.

Твой взгляд — ласка для моих глаз.

Я задыхаюсь, когда тебя нет рядом

И могу умереть без тебя.