Девушка жимолости - [82]

Шрифт
Интервал

Может, конечно, все это чистейший вымысел, сочиненный Джоан, Дав или даже Джин. Дав, кстати, никому больше не рассказывала об этом, что совсем не добавляло этой истории достоверности.

Может, все это ложь.

Но если правда, то надо признать, что моя прабабушка столкнулась с каким-то беспредельным злом: мужчины, среди которых она жила, были настоящими монстрами – что муж, что сын, что отец. И все, что она могла этому противопоставить, – это жалкая пародия на духовную защиту, предложенная профессиональной аферисткой, якобы способной передавать другим людям божественную силу.

Джин, наверное, была в отчаянии: она попала под очарование пасторши, поверила, будто та наделила ее сверхъестественным даром. Трое мужчин у ручья – Вернон, Хауэлл и Уолтер – были свидетелями ее нервного срыва. Конечно же, они не захотели огласки.

– Это здесь? – спросил Джей у Джоан, прерывая мои мысли.

Я посмотрела, куда он показывал, и увидела в отдалении простой белый домик. Он стоял напротив футбольного поля Причарда. Дом плотным кольцом окружали кедры, но кроме ухоженного садика, огороженного со всех сторон серебристо-серым дощатым забором, ничего примечательного в этом жилище Дав не было. Джей заехал на пригорок на обочине дороги, и мы стали разглядывать дом.

– Это он и есть? – удивилась я. – Неужели Дав живет здесь?

– А чего вы ожидали? – спросила Джоан.

– Не знаю даже – может, что она живет в каком-нибудь укромном заколдованном дупле. – Я выдохнула. – Даже не верится: она все это время была так близко от этой больницы, прямо через дорогу. А я сидела от нее всего в сотне ярдов и знать не знала.

Я внимательно изучала место. Машины в гараже не было – оно и понятно. Дав ведь уже за девяносто, наверняка она за руль уже не садится. Интересно, кто за ней присматривает, привозит продукты и лекарства. Приходит ли кто-нибудь готовить и прибираться, играть в карты или смотреть с ней телевизор.

– Похоже, ей нравится уединение. Хотя погодите… – Я еще раз бегло окинула взглядом участок, и тут пульс у меня участился. – Калитка, кажется, открыта.

* * *

Мы позвонили – звук китайских колокольчиков эхом разнесся по дому, но ответа не последовало.

Едва переступив порог, я поняла, что-то не так. Всюду горел свет, на стереосистеме играл джаз. Окна по обе стороны от аккуратно выметенного камина были открыты, через них в комнату проникал осенний ветерок.

Все было на своих местах: фотографии в рамках стояли рядком на каминной полке – Дав с Чарльзом, Дав одна, черно-белые и цветные, снимки разных лет. С годами она становилась все прекраснее, огненная шевелюра сначала стала серебристой, потом белоснежной. Я увидела ту неосязаемую, воздушную красоту, которую описывала Джоан. Неудивительно, что Джин была так очарована пасторшей.

– Что-то странное, – заметила Джоан.

Я взяла с полки снимок, сделанный, судя по всему, недавно; Дав стояла в своем саду, мягкая соломенная шляпа висит за спиной, она хохочет, запрокинув голову. Губы накрашены алой помадой, прическа – волосок к волоску.

– Это я снимала, в ее день рождения. – Джоан беспокойно оглянулась по сторонам.

Джей окликнул нас с кухни: на столе на тарелке осталась недоеденная еда – заветрившийся салат, бурый рис и засохший кусок сыра. На линолеуме в луже воды валялся перевернутый и разбитый стакан. Я почувствовала, как к горлу подступает паника.

– Он добрался до нее. – Я переглянулась с Джеем: – Уинн.

– Куда они делись?

– Понятия не имею. Он мог увезти ее куда угодно. Как вариант – в одну из палат в старом Причарде, куда он засунул меня. Или отвел подальше – на территорию больницы, но ближе к лесу и к кладбищу. – Я вытерла ладонью пот с лица. – Мог отвезти ее обратно в Мобил.

– Зачем ему это? – спросила Джоан.

– Там безлюдно, есть река. Можно спокойно, не торопясь вытряхивать из нее наши семейные тайны. А когда она ему все расскажет… – Я схватила Джея за руку. – Если он поехал домой, мне нужно их догнать. А вы с Джоан прочешите пока больницу и окрестности.

Джоан слегка наклонилась, потом протянула руку к кухонному столу.

– Я еду с тобой, – заявил Джей.

– Нет, – отрезала я. – Ты должен остаться с Джоан. Если Уинн и ее увидит, она тоже окажется в опасности.

– Не хочу, чтобы ты одна туда ехала. В нынешнем твоем положении.

– Не выдумывай, со мной все будет в порядке.

Он сжал губы.

– Я осторожно, обещаю. Если увижу, что Уинн действительно схватил Дав, сразу вызову полицию. Смотри. – Я показала на полупустую тарелку: – Уинн или его подручные застали ее за обедом. Они не могли далеко уехать.

Джей продолжал стоять, качая головой и глядя на меня непреклонно.

Я повернулась к Джоан:

– Если я поеду сейчас, то буду в Мобиле к пяти, прямо по горячим следам. Если до половины шестого я вам не позвоню, вызывайте полицию. Или обратитесь к губернатору. К кому угодно, кто может помочь. Но если он и вправду ее туда увез, мне нужно срочно туда ехать.

– Я сам поеду, – перебил Джей. – А ты оставайся с Джоан.

– Нет. Да и в Причарде ноги моей больше не будет.

– Алтея, он может убить тебя.

– Я не дамся. – Я положила руку ему на плечо. – Джей, послушай, дай мне сделать это. Мы должны встретиться лицом к лицу. Ты же мне и сам говорил, помнишь? Ради всех их – Колли, Джин и Трикс.


Рекомендуем почитать
ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.