Девушка жимолости - [78]
Я сглотнула: горло будто покрылось наждачной бумагой.
– Когда Дав была моложе, – продолжила Джоан, – ей казалось, что она может повлиять на ход вещей. Но мы не всегда в силах справиться с прошлым. И она усвоила этот урок.
Я закрыла альбом и отодвинула его в сторону.
– В тридцатые годы жилось непросто, – проговорила Джоан. – Люди были растеряны после войны, разобщены сухим законом и деморализованы Великой депрессией. Они искали ответы на свои вопросы, выход из ситуации. А от кого еще ждать ответов, как не от Бога? Вот Чарльз Джаррод и дал им Бога. И они проглатывали наживку, с жадностью ловили каждое его слово. А на его проповедях было на что посмотреть – говорение на чужих языках, исцеления – в общем, чудеса на любой вкус. Люди, выросшие здесь в горах, привыкли к традиционным священникам, которые крестят водой. Чарльз Джаррод исповедовал крещение Святым Духом, – слышали, наверное? Крещение огнем. Были люди, которые свидетельствовали о чудесах, происходивших на службах Джаррода. Говорили, что видели, как сверху падают перья – предположительно, с ангельских крыл. Или что из пор кожи выступает елей. Некоторые уверяли, что видели на своих пальцах золотую пыльцу. Они называли это помазанием Господним.
У меня по спине пробежал холодок.
– На мой взгляд, – продолжила женщина, – одно настоящее чудо в долине Сибил все-таки произошло.
Глава 37
Октябрь 1937
Долина Сибил, Алабама
Выйдя из дома Типпетов, Джин отвела Дав на луг, где росла жимолость. Хауэлл уже наверняка побывал здесь, разыскивая ее. А может, даже и не особенно утруждался – сразу пошел прямо к дому Тома Стокера. Незнание теперь уже не так страшило ее, как раньше. Тут, на лугу, рядом с Дав, Джин ощутила, как сердце забилось с надеждой.
Лощина – дикая, заплетенная жимолостью, – серебрилась в лунном свете. Джин слышала, как шелестит листва тополей: точь-в-точь бормотание людей под навесом во время службы.
– Чует мое сердце, у тебя есть секреты, – сказала Дав.
– Да нет у меня секретов, – ответила Джин, но потом вспомнила про Тома и про теленка в лесу за школой. И еще про Причард. – Есть, но не то чтобы прямо очень важные. Все знают про это место: я здесь столько жимолости собираю, что говорят, будто этот запах въелся в мои руки. – Она протянула ладони, чтобы Дав понюхала.
– А что скажешь на это? – Дав хитро усмехнулась. – У меня тоже в запасе есть небольшой секретик. – Она пригладила волосы: – И зовется он «Клэрол рыжий тициан». А моя настоящий цвет – мышиных какашек.
Джин рассмеялась:
– И это твой секрет?
– Ну, это только для затравки. – Дав лукаво подняла бровь. – У меня секретов полный дирижабль. Но не буду о них особо распространяться: не пристало барышне выдавать свои тайны кому попало.
Джин восхищалась собеседницей: такая бесстрашная, ничего не боится – ни бродить в темноте, ни вламываться в чужие дома, ни откровенничать с первым встречным. Такая далеко пойдет – Мирна Лой, помноженная на сто.
– Давай поплаваем, – предложила Дав и бегом спустилась к кромке воды. Она скрылась в темноте, и на какое-то мгновение Джин потеряла из виду ее белое платье и бросилась в погоню. Выше по течению река низвергалась водопадом. При виде его Дав радостно вскрикнула, стянула платье и в одной сорочке уселась, подставляя плечи струям воды. Джин смотрела с берега.
– Присоединяйся, – крикнула Дав.
Прыгая по камням, Джин прибежала к Дав, которая поднялась из воды и схватила ее за руку. Она затащила ее в импровизированный алтарь, сложенный природой из камней посреди речного русла. Обе расположились там, Джин отжимала подол платья, Дав лениво откинулась на локтях.
– Вот бы мне подобное убежище. Чтобы никому меня отсюда не выкурить. – Она взглянула на мокрый подол Джин. – Гляньте, какие мы сумасшедшие девчонки! Хотела бы я знать, что на это скажет мой проповедник.
Джин пожала плечами.
Дав вскочила и спустила бретельки сорочки: соскользнув с бледных плеч, та лужицей растеклась у ее ног.
– Миссис Джаррод, – протянула она низким голосом. – Должен вас предупредить, не светите вашими панталонами.
За сорочкой последовал лифчик.
– Миссис Джаррод! Теперь еще и ваш бюстгальтер! Он упал с вашей груди!
Джин хихикала, а Дав, виляя бедрами, сбрасывала трусы.
– Женщина! Разве ты не знаешь, что Господь наш Иисус Христос смотрит и все видит?! Что бы Он подумал о тебе и твоем поведении?
Она кинула всю свою одежду на другой берег реки, подмигнула Джин:
– Что ж, даже не знаю, брат Джаррод… Может, подумал бы, что вот это ему отлично удалось. – И она покачала перламутровыми ягодицами. Джин в жизни не видела обнаженной женщины, тем более такой красивой, как Дав Джаррод. Что-то внутри ее восстало, она почувствовала себя сильнее. Ей захотелось завыть в темноту, отпустить тормоза и самой раздеться донага.
Сзади послышался всплеск, и Джин обернулась. Дав с криком поднялась из воды:
– Дьявольщина! Холоднее, чем в Баффало в январе!
Джин не могла точно сказать, что на нее нашло, но она тоже разделась, сняла платье, а потом и сорочку с бельем. Мягкий как бархат ночной ветерок гладил кожу, ласкал плечи, грудь и живот, прошелся по внешней и внутренней части бедер. Ей нравилось это место возле реки, особенно сейчас, в темноте. Нравилось возникшее от присутствия Дав чувство необыкновенной свободы.
В искромётной и увлекательной форме автор рассказывает своему читателю историю того, как он стал военным. Упорная дорога к поступлению в училище. Нелёгкие, но по своему, запоминающиеся годы обучение в ТВОКУ. Экзамены, ставшие отдельной вехой в жизни автора. Служба в ГСВГ уже полноценным офицером. На каждой странице очередной рассказ из жизни Искандара, очередное повествование о солдатской смекалке, жизнеутверждающем настрое и офицерских подвигах, которые военные, как известно, способны совершать даже в мирное время в тылу, ибо иначе нельзя.
Этот рассказ можно считать эпилогом романа «Эвакуатор», законченного ровно десять лет назад. По его героям автор продолжает ностальгировать и ничего не может с этим поделать.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.