Девушка жимолости - [48]

Том в один прыжок пересек комнату и схватил ее в охапку. Она вцепилась в ткань его рубашки и запустила пальцы в его волосы – впервые прижав его к себе так крепко, как ей всегда хотелось.

Глава 22

21 сентября 2012, пятница

Тускалуза, Алабама

Рано утром на следующий день я засела в номере «Багровой террасы» с айпадом Джея. Рисунок я положила на подушку рядом с собой, действовать приходилось быстро: батарея садилась, а зарядника у меня не было.

Итак, Линди Вейд. В сети тотчас выскочила реклама социальных сетей, мне предлагали «найти одноклассника», но все ссылки вели к людям слишком молодым. Вдруг в глаза бросилась ссылка внизу страницы – на публикацию в «Бирмингем ньюс», датированную 1985 годом. Речь шла о нераскрытом исчезновении Данте Вейда, одного из пяти чернокожих жителей Бирмингема, которых так и не нашли, они пропали в самые напряженные годы борьбы за гражданские права. Его дом в квартале Фаунтэйн-Хайтс, известном в округе как «динамитный холм», подвергся нападению. Данте пропал той же ночью. У него остались мать, отец и сестра Линди.

Значит, Линди Вейд, дружившая с бабушкой в шестидесятых, была чернокожей.

Стоило мне наткнуться на имя Данте Вейда, как сведения хлынули из айпада, как жетоны из игрового автомата, когда сорвешь джекпот. За две минуты мне удалось найти столько совпадений между Линди Вейд, сестрой Данте, и доктором Линдой Вейд Брэдли – отмеченной наградами директором средней школы Хиллиард в южном пригороде Бирмингема, что стало очевидно: доктор Брэдли и есть Линди Вейд, автор рисунка, который я хранила в сигарной коробке. Стало быть, она была знакома с бабушкой Колли.

И тут я засомневалась. Разыскивая Роува и Вэл, я не испытывала ни малейших колебаний, но тут другое дело. Возможно, после происшедшего с братом ей прохода не давала пресса, но при этом у меня не возникало ощущения, что доктор Брэдли охотно шла навстречу репортерам: единственное, что мне удалось разыскать, – это ее весьма лаконичные и резкие просьбы оставить ее семью в покое. Что же касается более свежей информации, то в Сети она практически отсутствовала. Я не смогла найти ни телефонного номера, ни адреса, ни одного профиля в соцсетях – в общем, доктор Брэдли показала себя асом маскировки.

Короче, я чувствовала, что взять такую даму на понт вряд ли получится. Вполне вероятно, что никакие мои уговоры не смогут ее заставить говорить о прошлом. Тема была острой и горячей – Бирмингем шестидесятых и нераскрытое убийство ее брата на почве расовых конфликтов – и пусть даже Колли Крейн не имеет ко всему этому никакого отношения, но Линда Вейд Брэдли явно крепкий орешек.

Как бы то ни было, но попробовать надо. Вернуться в Бирмингем и найти ее: другой зацепки у меня нет. Линди – единственная, кто приезжал к Колли незадолго до смерти, и мне необходимо с ней переговорить.

Разумеется, я бы предпочла выколоть себе глаза, чем возвратиться в Бирмингем, где, я так и видела, на меня развернется полномасштабная охота под руководством Уинна и Джея, но выбора у меня не оставалось. И не только из-за Линди. Надо было еще раз увидеться с теткой Вэл и спросить, зачем Уолтеру понадобилось помещать родную сестру в одну палату с чернокожими пациентами в Причарде. И узнать, где все-таки похоронена Колли. Потому что история моей бабушки была своего рода ключом и к моему будущему.

Я выписалась из «Багровой террасы» и направилась по 20-му шоссе на восток, стараясь не обращать внимания на сосущее ощущение под ложечкой. Нервы. Неудивительно. Я собиралась перехватить Линди в школе, где она работала. Занятия заканчиваются в три, я как раз успею. Как раз будет время заскочить к Вэл Вутен.

Остановившись у придорожной барахолки на подъезде к городу, я прикупила глазурованный керамический крестик – в надежде, что на пороге вечности Вэл захочет очистить совесть и с большей охотой раскроет секреты прошлого.

Мои надежды рухнули, когда я увидела людской поток, устремленный к дому Вэл, но я все же подъехала, оставила машину и присоединилась к толпе.

Я была здесь всего четыре дня назад, но дом с тех пор изменился до неузнаваемости. Ставни открыли, занавески отдернули, по дому гулял свежий воздух. Паутина была выметена, все поверхности отдраены и натерты, ковры вычищены, а темные деревянные полы сияли. Женщина с пышным каре на голове, стоявшая посреди фойе, протянула мне стопку ярких стикеров.

– Цены везде указаны, – пояснила она. – Они окончательные. Можно расплатиться наличными или чеком. Если какая-то вещь вам понравилась, пишете имя на бумажке и клеите на предмет.

– Понятно. Можно пройти в заднюю часть дома?

– Пожалуйста. Но лучшие вещи в гостиной.

Я вернулась в коридор и прошла на кухню, где оставила стикеры на пустой полке. Кухня не сильно изменилась, разве что тут прибрались, сняли линолеум и положили кафель. Ряды пузырьков из-под лекарств исчезли, как и буйно разросшиеся растения под окном, пахло хлоркой. Никаких следов Вэл. Как и Анджелы – охочей до таблеток медсестры. Я пошла в спальню, которая была в конце коридора.

Распятия исчезли, на стенах ничего не было, кроме свежей краски. Кровать застелили новеньким, без единой складки, цветастым покрывалом, на подушках красовались наволочки из того же комплекта. Я стояла в дверях, пытаясь осознать происходящее.