Девушка выбирает судьбу - [89]

Но вот заграждения кончились, и колонны остановили движение. Буквально в двух шагах впереди кто-то чихнул и выругался вполголоса. Ругань была немецкой. Прямо перед автоматчиками находились неприятельские траншеи и в них часовые. Слышно было даже их хриплое дыхание. Откуда-то сверху, из тьмы, доносилась тихая музыка. По-видимому, в одном из блиндажей расположилась немецкая штабная рация…

Между последней линией проволочных заграждений и траншеей расстояние не более двух метров. Туда, рассчитываясь на первый-второй, и поползли в обе стороны бойцы из каждой штурмовой группы. Это был, пожалуй, самый опасный участок. Снег здесь был прибит и укатан. Стоило какому-нибудь часовому привстать на носки и выглянуть из траншеи, он мог перед самым носом увидеть белую двигающуюся тень. Но кому из них могло прийти в голову, что противник находится на самой кромке траншеи, да еще с тыловой стороны сильно укрепленной высоты. Два или три раза приподнимались над траншеей головы в касках с намотанными сверху шарфами, но смотрели они куда-то вдаль, а не прямо перед собой.

Ни одного выстрела не прозвучало в предрассветной тьме, когда, перевалившись через бруствер, упали на немецких часовых неведомо откуда взявшиеся белые призраки. В каких-нибудь пять-десять минут батальон рассредоточился в траншеях с тыловой стороны сопки и начал быстро продвигаться на другую сторону, к дотам и дзотам, которые смотрели черными бойницами в сторону нашего фронта.

Дзоты были захвачены одним коротким ударом. Раскрывалась дверь, и в теплую храпящую тьму летела связка гранат. Затем оставшиеся в живых немцы с поднятыми руками ошалело глядели на бойцов, занимавших их места у бойниц. Из четырех дотов удалось овладеть лишь одним. Остальные были блокированы, и сидевшие в них фашисты оказались отрезанными от своих тылов. Короткой атакой была захвачена вершина, и на ней установлено знамя.

Теперь оставалось дожидаться подхода своих, по возможности выкуривая немцев из дотов и отражая атаки противника. То, что немецкое командование не примирится с потерей такой важной высоты, никто не сомневался. Начинался рассвет, и вскоре нужно было ждать первых гостинцев от пришедшего в себя противника…

Но бой продолжался и на высоте. Чуть пониже вершины размещался скрытый огромным валуном немецкий блиндаж, который никак не удавалось взять ни сверху, ни снизу. Единственная ведущая к нему тропка простреливалась из находящегося неподалеку дота, и поползшие к блиндажу трое бойцов были расстреляны в упор. Вместе с тем из блиндажа велся непрерывный пулеметный огонь по только что захваченным нами траншеям. Бойцы не могли поднять головы.

Капитан Захаров направил к блиндажу группу во главе с лейтенантом Ескараевым.

— Сделай, как тогда под Анисимовкой! — сказал ему комбат.

Только он и Захаров остались в батальоне из тех офицеров, которые формировали батальон. После боя под небольшой деревней Анисимовкой от батальона осталось тридцать четыре человека. И все же они отстояли деревню.

Да, там тоже не давал покоя немецкий пулемет, и подступиться к нему было невозможно из-за засевших в овраге фрицев. Тогда лейтенант Ескараев применил старый степной прием — поджег сухую траву между оврагом и пулеметной точкой…

На этот раз поджигать было нечего. Глубокий снег лежал на склоне у немецкого дота. Ескараев недоуменно посмотрел на комбата. Тот кивнул в сторону отдыхающих саперов, и лейтенант понял. Дымовая шашка!..

Минут через десять густой черный дым пополз от вершины книзу и надолго лишил видимости укрывшихся в доте немцев. Воспользовавшись этим, лейтенант со своей группой ликвидировал немецкий блиндаж. Дым постепенно рассеялся, и на востоке, откуда должны были начать наступление наши части, появилась светлая полоска скупого зимнего рассвета…

То ли утомление от ночного марша и боя дало себя знать, то ли он заболел, но лейтенанта Ескараева начало морозить. Ломило в суставах, болела голова, страшно хотелось прислонить голову и уснуть хоть на короткое время. Но он превозмог себя и пошел вдоль траншеи от взвода к взводу, проверяя состояние бойцов после боя. Люди улыбались ему, значит все было в порядке. Лейтенанта — высокого, красивого, со смуглым румянцем и черными девичьими глазами — любили в батальоне. За эти глаза бойцы-казахи называли его «верблюжонком», и он знал это.

Придя к захваченному недавно блиндажу, Бексултан Ескараев прислонился к косяку двери и стал смотреть вниз, в долину. Ясное блеклое небо нисколько не покраснело, когда из-за темнеющего на горизонте леса вывалилось багровое солнце. Обычно во время боя оно вставало за спиной, а теперь они сами стоят лицом к нашим позициям. Скоро ли начнут наши?..

Лучи солнца били прямо в глаза, и лейтенант приложил ко лбу ладонь. Только теперь стало понятно значение этой высоты. Отсюда все просматривалось на много километров во все стороны. И куда ни смотрел он, везде чернели сожженные деревни, торчали присыпанные снегом печные трубы. И городок с железнодорожной станцией за лесом, который они прошли ночью, тоже зиял черными провалами окон в двух и трехэтажных зданиях. Безвольно повисла стрела семафора на станции, а чуть в стороне, словно разбросанный спичечные коробки, лежали под откосом товарные вагоны. Кому понадобилось это — превращать землю в пустыню?..